Я положила все обратно — так, как было.
Около часу ночи в дверь позвонили. Я спросила, не вставая с постели:
— Кто там?
— Я, мама, Дональд.
(Ах ты такой-сякой!)
— Ладно, входи.
— Не могу, дверь закрыта на засов.
— Извини, я еще не проснулась. Сейчас спущусь. — Я накинула халат, сунула ноги в шлепанцы, сошла вниз и впустила сына. — Входи, Дональд. Садись. Когда ты ел в последний раз?
— Перехватил «биг-мак» в Бетани.
— Боже ты мой. — И я принялась его кормить. Когда он уничтожил гигантский многоярусный сэндвич и управился с большой тарелкой шоколадного мороженого, я спросила: — Ну и зачем ты приехал?
— Ты сама знаешь, мама. Чтобы повидать Присс. Ты сказала, что она во мне не нуждается, но ты ошибаешься. С самого детства, когда ей было плохо, она бежала ко мне. И я знаю, что нужен ей.
(О Боже! Надо было судиться. Нельзя было оставлять своих младших детей под опекой у этой… да поздно спохватилась! Отец, почему ты дал себя убить в битве за Британию? Мне нужен твой совет. И мне так тебя не хватает!)
— Дональд, Присциллы здесь нет.
— Где же она?
— Не скажу.
— Я не уеду в Гленнвилл, не повидав ее, — уперся он.
— Твоя проблема. Дональд, мое терпение истощилось, и я не знаю, что еще с вами делать. Моих советов вы не слушаете, моим приказаниям не подчиняетесь, а отшлепать вас нельзя — слишком взрослые.
— Ты не скажешь, где она?
— Нет.
— Тогда я останусь здесь, пока не увижу ее, — тяжело вздохнул он.