— Ну, в общем, что-то французское, и там были вывешены флаги в честь Дня Бастилии. У тебя в тот день точно ничего не было, потому что — ну, сама помнишь. Так что у тебя, наверное, началось в следующий понедельник, если это был понедельник.

— Присцилла, а ты ведешь календарь? — спросила я.

— Ну а как же, конечно веду.

— Ты не сходишь за ним? Мы включим свет.

— Да он в Далласе остался.

(А чтоб тебе!)

— Ну что ж, звонить Мэриэн среди ночи мне не хочется. Может, вы совместными усилиями вспомните, когда это было, и звонить не придется. Знаешь, Присцилла, зачем мне нужно это число?

— Да, наверное. Ты хочешь подсчитать, могла я залететь сегодня или нет.

— Хорошо. А теперь слушайте мой приказ. Высекаю на камне закон мидиев и персов. Когда мы определимся с числами, Присцилла, в день своей овуляции, а также три дня до и три дня после ты будешь спать у меня, а днем в течение этой недели все время будешь у меня на виду. Каждую минуту. На благие намерения полагаться нечего — я не морализирую, а просто подхожу к делу практически. Остальные три недели месяца я не стану удерживать вас, но вы каждый раз будете пользоваться презервативами… поскольку тысячи католичек и некоторое количество не принадлежащих к этой вере забеременели только потому, что полагались только на «график». Любовью будете заниматься только здесь и только в том случае, когда я дома, а посторонних нет и все двери на запоре. При людях будете относиться друг к другу как всякие брат и сестра — дружески, но чуть небрежно. Никогда не станете проявлять друг к другу ревность — это собственническое чувство сразу же выдаст вас. Но ты, Дональд, всегда должен быть рыцарем своей сестры и вправе дать любому придурку кулаком в челюсть или двинуть его ногой, если надо ее защитить. Это и долг, и привилегия брата.

— Так все и вышло, — пробурчал Дональд.

— Что вышло?

— Гас ее повалил и стал измываться над ней. Ну, я его оттащил и отдубасил как следует, а он наврал тете Мэриэн, и она поверила ему, а не нам, и сказала папе, а папа поддержал ее — в общем, ночью мы смылись. На автобус у нас не хватило, поэтому мы голосовали, а деньги экономили на еду. А потом… — Дональда пробрала дрожь, — трое парней отняли у меня все, что осталось и… Но Присс убежала! — он подавил рыдание, а я притворилась, что не слышу этого.

— Он вел себя замечательно, — подтвердила Присцилла. — Это было прошлой ночью, мама, когда мы уезжали из Талсы, на Сорок четвертой дороге. Они напали на нас, и Донни крикнул мне «Беги», а сам держался, пока я добежала до заправочной станции, еще открытой, и упросила хозяина вызвать полицию. Он стал звонить, тут показался Донни, и хозяин посадил нас на машину, которая шла в Джоплин. Там мы просидели всю ночь в автоматической прачечной, пока не рассвело, а потом уж на двух попутках добрались сюда.

(Боже милосердный, если и есть, почему Ты так поступаешь с детьми? Это спрашиваю Тебя я, Морин Джонсон, и придется Тебе ответить.)

Я сжала сына за плечо.

— Я горжусь тобой, Доналид. Выходит, ты дал себя избить и ограбить, чтобы спасти сестру от изнасилования. Тебе сильно досталось? Я вижу, на лице у тебя синяк — где еще?

— Может, ребро сломали. Один меня пнул, когда я упал.

— Завтра сходим к доктору Рамси. Вас обоих нужно осмотреть.

— Донни правда нужно показать свое ребро, а мне доктор не нужен. Я не люблю, когда во мне ковыряются, мама.

— Никто не любит, дорогая, но пока ты живешь у меня, придется потерпеть, когда я сочту нужным показать тебя доктору. И давай не будем спорить. Да и с доктором Ранси ты давно знакома — он тебя принимал вот на этой самой кровати.