Война намного ухудшила и без того бедственное положение трудящихся, особенно молодежи.
С фронтов приходили тревожные вести, похоронки. На фабрику возвращались рабочие — теперь инвалиды войны. Вокруг них собирались группами, обсуждали события на фронтах и в стране, рассказывали, что не поддался московский пролетариат шовинистическому угару; у многих в памяти жил случай, как рабочие разогнали на Симоновой слободе манифестацию, направлявшуюся на торжественный молебен «за здравие царя и воинства». Трехцветный флаг империи Романовых симоновцы разорвали, а царские портреты втоптали в грязь:
— Будет и на нашей улице праздник…
«ТАК ЧЬЯ ЖЕ ОНА — РЕВОЛЮЦИЯ-ТО?»
…В новый, 1917 год Россия вступала истерзанной кровопролитной империалистической бойней. Хозяйство разрушено. Положение трудящихся стало еще более невыносимым.
Новый год начался бурно, активными выступлениями пролетариата. 9 января рабочие колонны, как полки, поднявшиеся в наступление, двинулись к центру города — на Театральную площадь. Сашка Косарев вместе с благушенскими ребятами перебегал от одной колонны к другой. Взрослые рабочие меж собой говорили: «Жив наш лозунг-то; поди, с четырнадцатого года не вспоминали его, а тут сам собой на память пришел: «Мы живы, горит наша алая кровь огнем неистраченных сил!»
Но в тот день полиция разогнала колонны людей, а пролетарские окраины Москвы долго еще не успокаивались, гудели. Потом как будто замерли в тревожном ожидании.
Через двадцать дней рабочие передавали из рук в руки листовку Московского областного бюро Центрального Комитета РСДРП и Московского комитета партии. Ее долгожданные слова обжигали сердца, возбуждали радость: «Товарищи! В Петербурге революция. Бросайте работу! Все на улицы! Все под красные знамена революции! Выбирайте в Совет рабочих депутатов! Сплачивайтесь в одну революционную силу!»
«В тот день, — вспоминала мать Косарева, — на московских заводах началась забастовка. Саша вместе с тремя коммунистами фабрики… бросил работу и закричал своим звонким голосом: «Кончай работу, выходи во двор, хватит работать на буржуев, хватит набивать их карманы!» Сам побежал, а за ним и другие рабочие. Я тоже выбежала во двор, подбежала к нему и ну давать ему подзатыльники. «Что кричишь, — говорю ему, — с ума сошел, тебя с фабрики выгонит хозяин». А здесь на грех и правда оказался хозяин, но он уже ничего не мог сделать с толпой рабочих, выходивших из цехов».
— Знамя! Красное знамя несите! — крикнул кто-то.
Но знамени не было.
Один из взрослых рабочих подтолкнул Сашу:
— Видишь флаги на заводоуправлении? Тащи их сюда!..
Косарев схватил близлежащую стремянку и стремглав бросился к зданию заводоуправления, у входа в которое сникли полотнища трехцветного флага самодержавной России — три полосы: синяя, белая и красная… Вырвав древко из гнезда, Саша ловким движением оторвал синюю с белой. Осталась красная. «Вот оно — знамя! — крикнул Косарев и стал передавать одно полотнище за другим в руки подоспевших рабочих.
— Ну, Александра, и парень у тебя вырос — ловкий. сообразительный…
Мать, возбужденная от событий, стояла рядом с подошедшим к ней сыном. Хотела было потрепать его вихрастую голову, да куда там — парня и след простыл. Он уже бежал по фабричным закоулкам: «Бросай работу! В Питере революция, царя сбросили!»
Революция в Петрограде подняла и Москву.
Снова рабочие двинулись к центру города. В рядах пролетариев гордо шествовал и Саша Косарев. Шли по знаменитой Владимировке, собирались толпой на Рогожско-Сенной площади и Симонов Камер-Коллежском валу. Кто-то запел:
И снова продолжали шествие. Проходя мимо Таганской тюрьмы, кричали: «Политическим свободу! Революция!» Не ведали, что в одиночных камерах этой тюрьмы сидел когда-то Л. П. Радин, автор песни русских революционеров, что сегодня у них на устах. А песня в тот день вместе с потоком людей разливалась и крепла, нарастала и ширилась:
Вскоре восторженно-радостное настроение сменилось первыми тревожными известиями о суровых реалиях классовой борьбы. Группы встречных рабочих передавали: