— Так нет в этом ничего странного. Никто ведь ничего точно не знал. — Удивилась Маланья. — А сегодня сама Старица объявила, что вы свой недуг победили. А значит совсем скоро к нам вся окрестная знать в гости пожалует. Вы ведь у нас девушка на выданье! — И заулыбалась, будто что-то приятное сказала.

«Да меня в жены сейчас только по большой нужде кто-то и возьмет. А ведь я по любви хочу! Большой, чистой и взаимной! Можно даже и грязной, — я припомнила несколько неприличных романчиков, прочитанных мной как-то на досуге, и хихикнула, — но обязательно взаимной. А кто меня такую полюбит? — Я снова скосила взгляд на свой тройной подбородок. — Разве что извращенец какой. А такого мне и самой не нать.»

— Ой, госпожа, у вас же все платье грязное! Нужно срочно переодеться! — Вдруг воскликнула все та же Маланья.

Ну да, я же попой по траве елозила. Не удивительно, что испачкалась. А потому пришлось подниматься в свою комнату, где меня со всей возможной скоростью пере облачили, на последок даже обдав туалетной водой.

Так себе запах, скажу я вам. Сама бы такой себе точно не выбрала.

— Ап-чхи! — Вырвалось у меня. — Ап-чхи! Слушай, ты ведь меня раньше никогда не обрызгивала, сейчас-то зачем? Ап-чхи! — Поинтересовалась я своей горничной Лукерьи.

— Так это, гости же. — Растерялась она. — Госпожа должна быть самой красивой!

— Ап-чхи! Понятно. И где ты только взяла это чудо парфюмерии? — Поинтересовалась я, вытирая выступившие на глазах слезы.

— Ась? — Горничная явно растерялась, услышав незнакомое слово «парфюмерия».

— Проветри здесь, говорю! Ап-чхи! И чтобы я этих духов больше не видела! Ап-чхи!

— Госпожа, простите! — Лукерья тут же подала мне белый кружевной платочек. — Я прямо сейчас уберу их подальше.

А я все также поминутно чихая вышла из комнаты.

Чета Вылузгиных чинно пила чай в гостиной. При моем появлении мужская ее часть встала и направилась ко мне в неуемном желании прикоснуться губами к моей пухлой ручке. Вылузгин младший при этом смотрел на меня и взглядом пытался выразить моей персоне свое полное восхищение. Получалось у него так себе. Особенно после того, как он приложился своими губами к моей лапке и уставился с этакой поволокой в глазах, призванной очаровать глупенькую меня, а я вместо того, чтобы мило покраснеть, задорно чихнула и высморкалась в платочек.

— Простите, господа, аллергия. — Извинилась я и снова с силой высморкалась.

Улыбку Вылузгина младшего перекосило, но он быстро взял себя в руки и предложил свой локоть, чтобы довести до стола и усадить. Я, конечно, не отказалась, но по дороге успела еще несколько раз чихнуть прямо на незадачливого кавалера и даже извиниться, шумно высмаркиваясь. Нет, ну а что, аллергия же!

Во время чаепития мне в подруги усиленно сватали Вылузгину младшую, это не учитывая того, что их мать как бы невзначай, но довольно неуклюже указывала на мой брачный возраст и то, что у нее есть такой замечательный Герасим, который, к слову, глаз с милой Евдокии, то есть с меня, не сводил.

Тут уже каждый раз перекашивало мою физиономию, и в этот момент я старалась, как можно ласковее улыбаться Герасиму, от чего он каждый раз как-то странно вздрагивал. Боюсь, если он еще пару раз приедет к нам в гости, то я позабочусь о том, чтобы у него развился нервный тик.

Почему, спросите, я на него так взъелась? А не чего было пытаться сжимать под столом мою руку будто в порыве небывалой симпатии и вообще делать вид, будто без ума от прекрасной меня, когда и слепому было видно, что этого кузнечика бросает в пот от одного взгляда на меня любимую.

И пусть у меня не такой уж большой опыт общения с противоположным полом, но интерес мужчины я вполне могу почувствовать. В данном же случае проскальзывала отнюдь не симпатия, а скорее хорошо скрываемое отвращение.

Обидно, досадно, но ладно! У меня еще все впереди! Но вот лицемерия я не терпела, а потому нервный тик этому, прости Господи, Герасиму, точно обеспечу! Дайте время!