Мы помчались по коридору прочь, на выход. Достигнув его конца, стали на четвереньки и, стуча о камни коленями и ладонями, побежали по наклонному ходу наверх. Этот участок был очень неудобен для движения : первая его половина поднималась под углом примерно двадцать пять градусов, а наклон второй увеличивался до тридцати. То есть крутизна коридора по мере продвижения к выходу возрастала. Выпрямиться внутри тоннеля высотой метр десять было невозможно, из-за чего весь путь нужно было преодолеть на четвереньках и притом в максимальном темпе.

   Наверх мы вылезли буквально взмыленные. Но если пройденный участок пути был просто неудобен, то предстоявший - по-настоящему опасен. Выход из западного тоннеля находился на высоте тридцати с лишком метров - это уровень одиннадцатого этажа. Вроде бы и немного, мы могли бы спуститься по верёвке, но главная опасность заключалась не в высоте даже, а в том, что нас мог подстрелить снайпер, прикрывавший подходы к северной грани пирамиды. Чтобы попасть в "мёртвую" для обстрела зону, нам с Прошей следовало оказаться на южной стороне. Чтобы сделать это максимально быстро я в предыдущие дни провёл кое-какую подготовку. По моему приказу один из жрецов при помощи специальных медных крючьев поднялся на вершину пирамиды и закрепил там конец каната. Другой конец завели в отверстие западного коридора. Я рассчитывал пробежать по грани пирамиды, держась руками за канат.

   Мы всё не раз уже отрепетировали с Прошей, но тем не менее сейчас я ощущал себя не в своей тарелке. Развлеченьице предстояло ещё то !

   На самом выходе из тоннеля мальчик сел мне на плечи и я прижал его ноги к торсу плечами ; такое размещение позволяло мне контролировать положение его тела. Отвязав канат от каменного блока, я вцепился в него правой рукой и полез наружу, вон из пирамиды.

   Ветер пустыни обдал лицо холодком. Ущербный месяц заливал всё вокруг ровным молочным светом. Белый песчаник облицовки, наклонной стеной уходивший вверх и вниз, казался покрашенным мелом. Я ясно видел стену, окружавшую пирамидный комплекс ; тень, отброшенная ею, казалась прорисованной углём. Пустыня просматривалась на многие километры ; там можно было различить мельчайшие расселины и кучи щебня. Долину и канал я видеть не мог - они находились с восточной стороны пирамиды.

   Я осторожно вылезал из тоннеля. Вот левая рука потеряла опору и я поспешно схватился ею за канат. Теперь я держался за него обеими руками и эта зыбкая опора приняла на себя основной вес моего и мальчика тел. Канат завибрировал, пошёл волной. Я покрепче уперся коленями в камень и толкнул себя вперёд, точно ныряя в воду.

   - Держись, Проша !- сказал я мальчонке.

   - Держусь, дядя Глеб...- он двумя руками охватил мою голову, за лоб и нижнюю челюсть.

   Я стоял, упираясь ногами в наклонную грань огромной пирамиды на высоте тридцати с лишним метров над землёю. На плечах моих сидел мальчик, в руках я сжимал канат, который только и мог гарантировать наше спасение. И я помчался со всех ног к юго-западному ребру пирамиды, от которого меня отделяли шестьдесят ( если не больше !) метров.

   Расчёт мой строился на том, что снайпер просто-напросто не увидит моего стремительного забега, а если и увидит, то не поймёт, что же именно он видит. Всё-таки нас разделяли почти двести метров ! Мне надо было выиграть всего-то десять-пятнадцать секунд, а там я перескочу на южную грань и меня уже никто не достанет !

   Этот забег оказался самым невероятным в моей жизни. Я преодолел нужное расстояние на одном дыхании. Очутившись на ребре пирамиды, я на секунду остановился, пытаясь охватить взглядом удивительную панораму, открывшуюся мне : небольшую южную пирамиду, соседку Ломаной, широкую мощёную площадь между ними, стену, долину на юге и востоке, начинавшуюся за стеной. Это было по-настоящему потрясающее зрелище. Хотя, допускаю,что восприятие увиденного сильно зависело от ракурса, под которым я на всё это смотрел.

   Очутившись на южной грани пирамиды, я начал спускаться вниз. Теперь можно было уже не спешить, здесь нас никто подстрелить не мог. Только спустившись во двор и сняв с плеч Прохора, я почувствовал усталость в руках и плечах, но сознание того, что мы не можем растрачивать полученную фору, погнало меня вперёд.

   - Давай, Проша, не задерживаться ! Дальше-дальше !- скомандовал я и рванули со всех ног.

   Специально для нас возле южной пирамиды-спутницы египтяне заблаговременно уложили лестницу. С её помощью мы преодолели стену и спустились на плато. Бегом припустили вглубь пустыни, ведь возможность погони не следовало сбрасывать со счетов. Мои бывшие коллеги, грабители могил, сообразив, что лишились возможности вызвать "яйцо", вполне могли возжелать мести.

   Мы добросовестно отмахали без остановки метров четыреста, затем перешли на шаг, чтобы Прохор мог перевести дыхание. Ни на секунду не останавливаясь, отошли ещё метров на пятьсот и опять побежали. Нам следовало уйти на несколько километров, чтобы гаранитровать свою недосягаемость, ведь лазерный луч маяка, нацеленный в зенит, наверняка, окажется замечен снайперами на стене.

   Минут через сорок, отдалившись от Ломаной пирамиды километра на четыре, я распаковал рюкзак Первого и воткнув "маяк" в щель между камнями, активировал его. Труда это мне не составило, управление прибором оказалось интуитивно понятно, да и кроме того, я не раз видел, как это проделывал Первый. Затем в том самом месте, где находился "маяк", из воздуха материализовалось сыпавшее искрами "яйцо", и мне впервые удалось понаблюдать его остывание от начала до конца. Уже через пару минут я открыл створки аппарели ключ-картой, изъятой у Первого, и мы поднялись внутрь.

   Прохор, остановившись на секунду в проёме аппарели, не забыл помахать рукой чёрной пустыне и звёздному небу над ней :

   - Прощай, Египет ! Тут интересно, но дома лучше...

   Я же обошёлся без сентенций. Уселся в кресло Первого, развернул к себе дисплей. Управление активировалось автоматически при его движении. Дождавшись загрузки управляющего блока программы, подтвердил активацию протокола паролем, накрепко отложившимся в моей памяти : 12041961. День Космонавтики !

   - Дядя Глеб, а ведь если они хотели убить нас в Древнем Египте, то наверняка захотят сделать то же самое и в Петербурге,- неожиданно проговорил Прохор.