Она снова перевернулась, снова посмотрела на часы. Пять двадцать семь. Четыре минуты прошло, а кажется, что вечность!

— Может, отчеты перечитать? — снова спросила она себя и тут же зажмурилась, приказывая себе спать.

Но не спалось. Тревога, которая фоном звучала вокруг с самого начала войны, в последние дни стала сильнее. И как ни выматывай себя — никуда от нее не деться.

Ей сразу после пробуждения в полдень и вечером после ужина докладывали обстановку — и она знала сейчас, что Иоаннесбург под ударом, и что в Инляндии крупная битва, и что в Йеллоувине бой подходит к концу, и иномиряне уже разбиты, идет зачистка последних отрядов. Знала она и то, что Демьян в составе сводного бермонтско-рудложско-блакорийского войска наступает на Блакорию.

Последний раз они разговаривали первого мая, пять дней назад — когда на Демьяна было совершено покушение, и с тех пор у мужа не было ни минутки связаться с ней. Полина скучала — но запретила себе просить организовать связь с ним. Она и так знала, что он тоже скучает и, если не звонит, то очень-очень занят. Главное, что жив. Что армия, в которой он идет, уже выиграла несколько крупных битв и продавила иномирян вглубь Блакории. А при при таком темпе до Рибенштадта каких-то три-четыре недели — поэтому нужно ждать, пока Демьян загонит иномирян обратно в портал под блакорийской столицей и заниматься своими делами.

Она через день созванивалась с Мариной — сестра была какой-то загадочной, и Поля прямо чувствовала, что ей хочется поделиться каким-то секретом.

— Я расскажу тебе, — пообещала сестра после прямого вопроса, — только сама пойму окончательно, что со мной происходит. В любом случае по сравнению с тем, что творят наши старшие и Алина, это ерунда.

Полина знала, что Ангелина участвовала в спасении драконов из Драконьего пика, и послала ей огнептицу с восторгом и поздравлениями. Замирая от недоверия, слушала вчера вечером отчет о том, как ее сестра Василина остановила часть армии на подступах к Иоаннесбургу — впрочем, после того, как Поля по телевизору увидела кадры огромной огнептицы, которая летела над Севером Рудлога, она уже почти не удивлялась Васиным изменениям.

И, конечно, Полина часто думала об Алине — смутно догадываясь, что время в Нижнем мире, откуда родом жестокие захватчики, не могло не изменить сестру. Но после того, как Демьян сказал, что пойдет на помощь в Нижний мир, Поля вдруг уверилась, что все будет хорошо.

Она всегда верила в него.

И, конечно, ее то и дело посещала мысль о том, что все ее сестры, за исключением, наверное, Каролины — которая говорила при созвонах только о своих картинах и жаловалась, что скучает, — принимают активное, героическое участие в спасении мира. Хотя и Каролина тоже… прорицает вот. И только она сама, Полина, заперта в замке и занимается какой-то рутиной на фоне глобальной катастрофы и всеобщего самопожертвования.

— Во-первых, ты успела погеройствовать раньше нас всех, — сказала ей Марина серьезно, когда она поделилась этими мыслями. — Ты спасла Демьяна, спасла Бермонт, сама еле выкарабкалась. Еще не все иглы вколоты, ты еще одной лапой во власти смерти, а уже думаешь, что недостаточно делаешь. А во-вторых, Поля, в отсутствие Демьяна ты — глава Бермонта. Помни об этом. Да, в твоем характере лезть на рожон, ты не можешь сидеть на месте. Но не всем нужно спасать мир, кому-то нужно думать о таких банальных вещах, как еда, кров и здоровье для людей. Посмотри на Мариана — пока Вася дозывалась в лаве до стихийного духа Рудлога, он стойко занимался страной и детьми. Стал он от этого менее значимым? Нет, как и ты. Твой вклад не меньше из-за того, что ты не на передовой. А тем, кто на передовой, очень важно знать, что есть те, кто обеспечивает им тыл.

— Спасибо, — проговорила Полина. — Когда ты стала такой мудрой, Марина?

Сестра скептически хмыкнула.

— Может, — сказала она с легкой грустью, — мы просто взрослеем, Пол?

Полина наконец начала задремывать — глядя на рассвет за окном и думая о том, что впереди июнь, когда от зари до зари какой-то час. И вспоминая, как Демьян обещал, что они летом будут гулять с ним по ночному лесу, ходить звериными тропами, есть ягоды и мед, охотиться и учить Полю принимать и понимать звериную часть себя.

В окне что-то мелькнуло, по стеклу словно деликатно царапнула большая лапа, и Полина подскочила, выхватила из-под соседней подушки пистолет, прицелилась, перекатываясь кровати, чтобы рухнуть вниз, в укрытие. Выглянула: в окне проявилась огромная полупрозрачная совиная морда — она опустилась вниз, и Поля увидела почти утонувшего в пушистых перьях старика.

— Тайкахе! — ахнула она, бросила пистолет на постель, подскочила к окну, открыла его, улыбаясь и хмурясь одновременно.

Шаман с усилием поднялся, сошел по крылу — он был исхудавший, пахнущий костром, травами и молоком. Развернулся в проеме, что-то ласково и гортанно сказал гигантской сове — и она смазанным пятном улетела куда-то вбок.

В покои Полины распахнулись двери, вбежали гвардейцы, целясь в старика. Тот с достоинством поднял темные руки.