Стоило Кристине открыть дверь, как из-за барной стойки с половником наперевес выпрыгнула сияющая Хелен.

– Доброе утро!

Кристина проснулась рано – весь ее организм горячо осуждал разницу во времени между Идрисом и Лос-Анджелесом – и практически ощупью побрела на кухню, сделать себе кофе и парочку тостов. От жизнерадостности Хелен ей неудержимо захотелось лечь доспать прямо на столе. Нет, ей точно никогда не понять чертовых жаворонков, особенно тех, кто умудряется функционировать без кофеина.

– А я овсянку делаю, – радостно сообщила Хелен.

– О.

Овсянку Кристина вообще-то не любила.

– Алина наверху, в офисе: пытается разобраться в бумагах. Кажется, центурионы тут все разнесли, – Хелен поморщилась.

– Я в курсе, – Кристина с вожделением поглядела на кофемашину.

Будет очень грубо, если она просто пройдет мимо Хелен и полезет в шкаф за зернами и фильтром?

– Но не волнуйся, – продолжала Хелен. – Они оставили в турке плесневелый кофе.

Она показала в сторону раковины.

Кристина возненавидела центурионов еще больше прежнего – разве такое возможно?

– Они хоть что-нибудь нам оставили?

– Бак с грязным бельем, – к ним вошел Марк с мокрыми волосами – видимо, только что из душа.

У Кристины что-то затрепыхалось в животе, и ей пришлось срочно сесть на табурет. У Марка на запястье все еще виднелся заживающий участок кожи – там, куда пришлось связывающее заклинание: у нее был такой же. Глаза его так и сияли на утреннем солнце: золотые и синие, будто самое сердце океана. Она быстро отвернулась и принялась изучать изразец, на котором тело поверженного Гектора тащили за ноги вокруг стен Трои.

– Очень много грязного белья. Просто-таки горы и горы грязного белья.

– Я займусь стиркой, – Хелен уже переместилась к плите и теперь энергично мешала в кастрюльке. – А сейчас делаю овсянку.

– О.

Марк мельком пересекся взглядами с Кристиной, но в нелюбви к овсянке они друг другу сознаться успели.