– Но пятнадцать… – незнакомец покачал головой (Гладстон, вспомнил Джулиан – его фамилия была Гладстон). – Роберт жил полной жизнью. Он был моим дальним родственником, кстати. Но то, что случилось с вашей сестрой… такого не должно было быть. Она ведь всего лишь дитя.

Марк издал какой-то придушенный звук. Джулиан парой вежливых фраз отправил чужака идти дальше своей дорогой. Все было далеким, словно весь мир был обит ватой.

– Он мне не понравился, – проворчала Дрю вслед Гладстону; лицо ее было мокрым и блестело – столько слез просто так не смоешь.

Джулиана словно бы было два: один, прежний, непременно попытался бы утешить Дрю, потрепать по голове, взъерошить волосы. Второй, Теперешний, даже рукой не шевельнул. Он остался недвижим, пока волны толпы омывали его, отступая перед погребальной процессией. Вон Хелен напротив него подняла Тавви на руки…

– Ему уже семь, – сказал он ей. – Слишком большой, чтобы таскать его на руках.

Она поглядела на него, наполовину удивленно, наполовину осуждающе, но ничего не сказала. Безмолвные Братья шествовали между ними, сопровождая гробы. Блэкторны замерли. Воздух полнился напевом нефилимов.

– Ave atque vale, Ливия Блэкторн. Привет тебе и прощай.

Дрю закрыла лицо руками, Алина обняла ее. Джулиан невольно устремил взор на Тая – просто не успел себя остановить.

С ним как раз разговаривал Марк, рядом торчал Кит, засунув руки в карманы, – сгорбившийся, совершенно раздавленный. Тай не отрывал взгляда от катафалка Ливви; на его щеках пылали алые пятна. По дороге из города он засыпал Джулиана вопросами: – Кто прикасался к ней в Безмолвном городе? Они смыли с нее кровь? Расчесали ей волосы? Забрали ожерелье? Разрешили тебе взять ее одежду? Кто выбирал платье, в котором ее сожгут? Они закрыли ей глаза, прежде чем надеть повязку? – пока тот не устал и не начал рявкать в ответ.

Рядом с кострами – каждый был сложен из массивных бревен и кучи растопки – уже установили огромные лестницы. Один из Братьев поднял тело Ливви на руки и начал подниматься по ступеням. Добравшись до вершины, он положил труп на дрова. Другой Брат положил тело Роберта Лайтвуда на второй костер.

Теперь рядом с Таем стояла еще и Диана. В петлице воротника белел, выделяясь на фоне темной кожи, одинокий цветок. Она что-то тихо ему сказала, он посмотрел на нее.

Джулиану было больно. Это была физическая боль, будто его ударили в живот, и он только что снова смог дышать. Окровавленная полоска ткани жгла запястье, словно огнем.

Эмма… он поискал ее глазами и увидел рядом с Саймоном. К ним подошла Кристина.

Лестницы убрали; Безмолвные Братья шагнули вперед с зажженными факелами. Огонь пылал так ярко, что мог затмить даже дневной свет, и волосы Эммы тоже словно пылали.

– Огонь, костры… – проворчал Марк, возникая рядом с Джулианом. – У нас, в Дикой Охоте, небесные похороны.

Его щеки раскраснелись, светлые кудри растрепались, но траурные руны были нарисованы четко. Он не сам их наносил – слишком красивая и тонкая работа. Наверняка это сделала Кристина.

– Мы оставляем тела на вершинах ледников или высоких деревьев, чтобы птицы сами о них позаботились, – пояснил Марк.

– Может, не будешь советовать людям, как им хоронить своих близких?

Марк моргнул.

– Прости. Я не всегда говорю то, что нужно.