А сейчас Джиа просит ее отдать часть себя.

За ее спиной она увидела Джулиана – одного, раздавленного горем, покрытого кровью. И он был ее частью гораздо больше, чем Кортана. Эмма протянула Консулу меч. Ее тело мучительно напряглось, когда рука разжалась, отпуская рукоять. Ей казалось, что она слышала, как закричал меч, расставаясь со своим человеком.

– Теперь иди.

Эмма слышала и другие голоса, громкие, возмущенные… Например, Горация Диарборна: он требовал, чтобы Эмму остановили, арестовали, призвали к ответу за уничтожение Меча Смерти и исчезновение Аннабель Блэкторн. Джиа отдавала страже отрывистые приказы: «Вывести всех из Зала, немедленно!» Сейчас время оплакивать, а не мстить. Аннабель найдут… Нет, Гораций. Сохраняй достоинство, иди сам, а не то тебе помогут. Нет, сейчас не подходящий момент. Вон Алина помогает Дрю и Диане подняться, ведет их к выходу…

Эмма опустилась на колени рядом с Джулианом. В Зале Соглашений стоял металлический запах крови. Ливви, будто сломанная кукла, лежала у него на руках. Ее кожа ее была синеватой. Джулиан уже не звал ее – просто укачивал, как ребенка, упираясь подбородком в ее голову.

– Джулс, – прошептала Эмма. Его имя горькой пылью осело на языке…

Так она звала его в детстве, а сейчас он взрослый, охваченный горем. Ливви была ему не просто сестрой: он растил ее как собственную дочь.

– Джулиан, – она коснулась его холодной щеки, потом щеки Ливви – та была еще холоднее. – Джулиан, милый, прошу… позволь помочь…

Он медленно поднял голову. Его словно окатили из ведра кровью: шея и грудь были красные, лицо покрыто кровавыми пятнами.

– Эмма, – его голос был едва слышен. – Эмма, я столько рун ираци начертил и все без толку…

Но Ливви уже была мертва, когда упала на помост. Мертва, когда он добежал до нее, схватил… Никакие руны, никакие ираци уже не могли ей помочь.

– Джулс! – сквозь заслон стражи к ним пробилась Хелен и рухнула рядом на колени, не обращая внимания на кровь.

Эмма молча смотрела, как Хелен осторожно достает из тела Ливви обломок Меча Смерти и кладет на пол. Ее руки были в крови, губы побелели от отчаяния: она обняла и Джулиана, и Ливви, склонила голову, что-то ласково шепча.

Народу в Зале становилось все меньше. Вошел Магнус, очень медленный и бледный; за ним длинной вереницей шли Безмолвные Братья. Он поднялся на помост. Алек вскочил, кинулся к нему в объятия, и оба застыли. Четверо Братьев опустились на колени и подняли тело Роберта Лайтвуда: его руки были сложены на груди, глаза ему кто-то закрыл. Тихий шелест: «Ave atque vale, Роберт Лайтвуд», – пронесся вслед, когда тело поплыло из Зала на плечах монахов.

Консул шагнула к ним, за ее спиной выстроилась стража. Братья призраками в пергаментных одеждах парили позади.

– Тебе придется отпустить ее, Джулс, – сказала Хелен так мягко, как только могла. – Ее заберут в Безмолвный город.

Джулиан поднял на Эмму глаза, холодные, как зимнее небо, но она поняла его.

– Он хочет, чтобы последним Ливви нес он, – тихо сказала она. – Позвольте ему это.

Хелен погладила брата по волосам, поцеловала в лоб.

– Джиа, прошу тебя.