Нет, в тот далекий 1947 год генерал мечтал о другом. В штабе его можно было застать лишь ближе к полуночи. Рано утром он шагал вдоль узкоколейки, спешил в «монтажный корпус» (огромную палатку, где работали конструкторы и инженеры), туда, где строили испытательный стенд для двигателей (его металлические конструкции вырастали над оврагом) и стартовую позицию.
– Благоустройством обязательно займемся, – сказал Вознюк на одном из совещаний, – а сейчас все силы и технику для основных сооружений. И главное – надо учиться, всем без исключения офицерам и солдатам.
Люди прибывали из различных частей – авиационных, танковых, артиллерийских, о новой технике ничего не знали. За исключением С. П. Королёва и его ближайших соратников, никто не видел, как стартует ракета, и поэтому большинство из военных считали, что новое оружие должно обязательно походить на легендарные «катюши».
У стенда для прожига собрались специалисты. Ракета была «привязана» к металлическим конструкциям. Сооружение было довольно внушительным – 45 метров ввысь, да и стоял стенд над оврагом, куда должна была рвануться огненная струя.
Это была генеральная репетиция. Нужно было снять различные параметры двигателей, и от инженеров и офицеров потребовалась немалая изобретательность, чтобы из подручных средств создать хитроумные приборы и приборчики, которые смогли бы зарегистрировать данные. Лишь позже появится специальная аппаратура для таких испытаний, а сейчас все пошло в ход, включая даже комнатные термометры. Один из них висел на металлической стойке и показывал почти 40 градусов, хотя уже и наступила осень.
Первое чувство после включения двигателей – изумление. Люди словно остолбенели, пораженные мощью огненной струи, рожденной двигателем. Казалось, померкло все – степь, вечернее солнце, сам стенд. В глазах сверкала ярко-красная дуга, улетающая в овраг.
Оттуда поднимались клубы дыма, и лишь это черное облако напоминало о залпе «катюш».
Ракета и стенд выдержали экзамен. «Эта штучка впечатляет», – сказал один из офицеров, и его слова с удовольствием повторялись на госкомиссии, которая в эти дни заседала несколько раз в сутки.
16 октября было принято решение о пуске. Дмитрий Федорович Устинов после заседания госкомиссии подошел к Вознюку.
– Я понимаю, что люди устали, измучены, – сказал он, – но мы не имеем права на ошибки, на неудачу. Еще раз напомните об этом всему стартовому расчету.
– Мы уверены в успехе.
– Я тоже. – Дмитрий Федорович улыбнулся. – Иначе и быть не может: вся страна на нас работает…
«Наша техника рождалась в годы послевоенной разрухи, – писал ребятам В. И. Вознюк. – Каждый гвоздь, кирпич, кусок шифера были на счету. Но для нас выделяли все необходимое – ведь речь шла об обороне страны. Стране угрожали новой войной, капиталисты не предполагали, что советские ученые и специалисты смогут в очень короткое время создать ракетно-ядерное оружие. Вы родились в конце пятидесятых годов, ваше детство и юность, к счастью, пришлись на мирное время, но его могло и не быть, если бы ваши отцы и деды, выстояв в страшной войне, не выиграли бы иные «сражения» – на этот раз в соревновании за новейшую технику – ракетную».
Глава 6. Космодром его жизни
Первая ракета ушла легко, красиво. Чиркнула по небу как огненная стрела, только ее и видели.
Все выбежали из землянок, из машин, спрятанных в овражке. Начали поздравлять друг друга. Королёв стоял чуть в сторонке. Его глаза были полны слез. Вознюк подошел к конструктору: «С днем рождения, Сергей Павлович!»
– Спасибо, – Королёв обнял генерала, – такие дела, Василий Иванович, начинаем, такие дела…
Было уже пять, на востоке темнота чуть расступалась, но ночь пока царила над степью. Мы стояли у памятника, угадывая его очертания, потому что и Степан Царев, и я видели его много раз.
Он предложил остановиться на несколько минут. Молча вышел из машины, жестом позвал за собой.
– Подождем, сейчас она будет взлетать, – потом объяснил он, – я еще раз хочу взглянуть…