Из обрывков слов, которыми отвечал Сережа, Игорь понял, что сбежать из дома сына заставила Наташа. «Удаятя с побитой говой» выползла из-под кровати и пообещала забрать все тетради, если он немедленно не последует за ней. «Ты должен помочь мне донести клетки», – сказала она. Наташа отвела его к дереву и приказала ждать ее возвращения – тогда они отправятся в путь. Там Сережа и сидел все это время, пока Игорь не нашел его.
Для человека, который несколько часов назад видел воскресшего мертвеца собственными глазами и нашел сына с помощью полоумной старухи, история выглядела вполне правдоподобной. К тому же откуда еще Сережа мог узнать про клетки, если не от Наташи? В рассказе сына Игоря заинтересовали два огромных бе-лых пятна: дорога к реке и происхождение укусов. Ни по одному из этих пунктов Сережа не мог дать внятных объяснений. Это наводило на неприятные мысли. Но. Услышанное в ванной «Иза» могло быть обрезанным шумом воды «изаю» – «не знаю». А укусы могли быть следами собственных зубов. Недоразвитый ребенок на третьи сутки без еды и воды вполне мог искусать себе руки. Во всяком случае, Игорю хотелось в это верить.
36
В Сережиной куртке лежали Маринины ключи от дома и разогнутая пружинка от тетрадного переплета, в карманах штанов – хлебные крошки и мелкие камни. Игорь очистил карманы, побросал вещи в стиральную машинку, кроссовки выставил за дверь, а сам поднялся в мансарду.
Дверь в Сережину комнату была наполовину прикрыта, и на глаза попался шпингалет, который прежде, по просьбе Лизы, Игорь исправно задвигал перед сном. Но сегодня кроме него и Сережи в доме никого не было. Запирать? Игорь потер подбородок. Мысли он привык читать не только в чужих поступках, но и в своих собственных. В том числе и не особенно приятные мысли. И даже совсем плохие.
Вода во время купания шумела не так уж и громко. Но это ладно. А как, по-твоему, Сережа умудрился укусить сам себя за грудь? Сомнения. Подозрения. Плохие мысли. Дай им только волю, и они разрастутся в голове раковой опухолью. Один шаг в этом направлении – и ты кубарем полетишь вниз с этой горки, на которую с таким трудом взобрался. Пока что все идет неплохо. Во всяком случае, намного лучше, чем два дня назад. На теле сына неизвестно чьи укусы, возникшие неизвестно при каких обстоятельствах. Вот и все, что мы имеем. И вообще – зачем сейчас думать об этом? Ты, кажется, собирался оказаться по ту сторону двери.
Игорь толкнул дверь и вошел в комнату к сыну.
На столе горела лампа. В комнате было прохладно – сказывалось аварийное состояние насоса. Тетради, разбросанные по столу после визита полицейских, снова стояли на полках на своих местах.
Сережа лежал на простынке, свернувшись калачиком. Расстеленное одеяло и подушка лежали под кроватью. Сын ждал Наташу. А должен был, со слов Наташи, ждать сестру. В морге.
Игорь вытащил вещи из-под кровати. Подложил подушку под голову сыну и укрыл его одеялом. Не стоило, сынок. Тому, кто четырнадцать лет пролежал в земле, не может быть ни холодно, ни жестко. Игорь достал из кармана пригоршню соли и, просыпая ее тонкой строчкой, окружил кровать. Там, где кровать прилегала к стене, он насыпал соли прямо на простынь. Представив себя со стороны, он усмехнулся.
Да наплевать. Лишь бы помогло.
Покинув комнату, запирать дверь на шпингалет Игорь не стал.
37
Утром его разбудил телефонный звонок Марины.
– Алло. Привет.
Голос жены звучал неожиданно бодро. Слишком бодро для матери, почти потерявшей детей. Должно быть, результат общения с тещей. Уныние – грех.
– Как дела? – спросила Марина.
Как могут обстоять дела у человека, которого второй десяток лет грызет совесть? Который находится на грани безумия. Которого навещает восставшая из мертвых подруга. У человека, чья дочь лежит в реанимации, а сын найден со странными следами на теле.
– Замечательно. Все лучше и лучше. Как у тебя?