На следующий день мне было немного неловко за грубый ответ. Но именно немного. Страх и разочарование заняли слишком много места, для того чтобы в полной мере чувствовать что-то еще».
35
– Вот ежики зеленые! – сказала Оля, когда стало ясно, что сегодня они не зайдут в булочную.
У входных дверей Лизу ждал отец.
– Да ладно. Завтра сходим, – ответила Лиза. – Тебя подвезти?
Оля отказалась. Единственная машина, в которую ей разрешали залезать, стояла во дворе ее дома. Может быть и неплохо, что она отказалась. Лиза еще вчера собиралась поговорить с отцом.
На первом же перекрестке машина резко затормозила, и портфель упал на пол. Лиза ткнулась лбом в подголовник переднего сиденья.
– Ай. Больно же.
– Извини. Стал не в тот ряд, – сказал папа.
Он резко вывернул руль и под гул клаксонов перестроился влево.
– По Тургенева тоже можно доехать, – сказала Лиза, потирая лоб.
– Я знаю. Но это плохая дорога. Я тебе говорил, помнишь? Ты ведь не ходишь там?
– Нет.
Разумеется, пару раз она ходила, чтобы понять, чем та дорога плоха, но так и не поняла.
Папа вдруг замолчал и задумался. В последнее время такое часто случалось с ним. То озирался по сторонам, словно опасаясь слежки, то, как сейчас, подолгу смотрел в одну точку. Вечерами он запирался в кабинете, как будто тоже боялся Сережу.
– Можно я тебя о чем-то попрошу? – спросила Лиза. – П-аа-а-а-п. Папа, ты меня слышишь?
Он не слышал. Витал в облаках, а тело вместе с машиной продолжало играть в «замри-отомри», подчиняясь сигналам светофора. За окном был торговый центр. До дома оставалось два квартала, а там Сережа с мамой. Если уж что-то просить, то прямо сейчас.
– Папа! – позвала Лиза погромче.
– А? – Его зрачки вздрогнули, к глазам вернулся живой блеск. Он развернулся вполоборота. – Что?
– Я хотела спросить: можно я немного поживу у бабушки?