— Мисс Грили, вы спросили, какова моя позиция касательно вознесения. Перво-наперво должен признаться: у меня вообще нет никакой позиции касательно событий, предсказанных в Библии. Господь сделает так, как Ему будет угодно, какое право я имею Его судить? Реши Он забрать истинно верующих на Небеса — думаю, никто Ему не сможет помешать, тем более политики. Даже если хором заявят: «Не верим мы в это». С другой стороны, мисс Грили, очень сомневаюсь, что Он так поступит. Я член методистской церкви и был им всю жизнь, так что, полагаю, я знаю Господа нашего. Конечно, хуже священнослужителя, но точно не хуже простого обывателя. И тот Бог, в которого я верю, не разбрасывается хорошими вещами. Он использует их снова и снова. У нас замечательная планета. Конечно, не все гладко: перенаселенность, загрязнение окружающей среды, глобальное потепление, белиберда, которую показывают по телевизору по четвергам, — зрители снова засмеялись, — и, разумеется, зараженные. На Земле много проблем, и вознесение может показаться хорошим выходом из сложившейся ситуации. Зачем ждать? Давайте быстренько отправимся на Небеса и оставим позади все земные испытания и горести. Но мне этот выход не кажется хорошим. Представьте себе первоклассника, который неожиданно встает посреди урока: «Я уже достаточно учился, хватит с меня школы, спасибо, я пошел». А по сравнению с Господом мы даже не первоклассники. Он прекрасный учитель и не захочет выпускать нас из класса раньше времени просто потому, что мы вдруг устали, нам трудно и тяжело. Не знаю, верю ли я в вознесение. Думаю, если Господь захочет — так и будет… но, полагаю, не на нашем веку. У нас еще осталось много незавершенных дел здесь.
Сюзанна Грили долго молчала, не сводя глаз с сенатора и по-прежнему поджав губы, а потом медленно-медленно кивнула:
— Спасибо, молодой человек.
Волшебные слова. Хвалебный гимн, и тот прозвучал бы не так убедительно.
— Мы только что подпрыгнули до третьей позиции. — Изумленная Баффи оторвалась от монитора. — Джорджия, наша трансляция на третьей позиции.
— Леди и джентльмены, — я откинулась на спинку стула, — думаю, у нас есть реальный претендент на президентский пост.
Дальше сенатору задавали вполне обычные вопросы и несколько заковыристых подкинули, чтоб не скучал. «Как вы относитесь к смертной казни?» Райману идея не казалась удачной, ведь трупы обычно оживают и набрасываются на людей. «Что вы думаете о системе здравоохранения?» Медицина должна быть на высоте, если люди умирают в результате неправильного лечения — это преступление. «Как вы собираетесь улучшить готовность страны к стихийным бедствиям?» Массовые амплификации, произошедшие в результате взрывов в Сан-Диего, преподнесли нам важный урок, президентский долг — улучшить систему подготовки к катастрофам. «А как быть с однополыми браками, свободой вероисповедания и свободой слова?» Ну, ребята. Даже если большинству что-то не нравится, соответствующая социальная группа никуда не исчезнет. Жизнь — короткая и весьма хрупкая вещь. Так что нужно ко всем относиться с одинаковым уважением, все имеют одинаковые права. После смерти Господь рассортирует нас на праведников и грешников, а пока будем друг для друга хорошими соседями, и суждения свои давайте держать при себе.
Так прошло полтора часа. Больше половины вопросов задали лично присутствующие — первый подобный случай за всю кампанию. Наконец сенатор встал и промокнул лоб носовым платком.
— Друзья мои, я бы с радостью еще поболтал с вами, но уже поздно, и меня поторапливает секретарь. Говорит, начну клевать носом на утренних встречах, если буду постоянно засиживаться допоздна на вечерних.
Снова смех, искренний и непринужденный. За последний час сенатору удалось заставить их забыть о страхе. Люди редко ведут себя так спокойно за пределами собственного дома.
— Спасибо, что пришли, спасибо за вопросы и комментарии. Искренне надеюсь, когда наступит время, вы проголосуете за меня. Или же встретите более достойного кандидата.
— Питер, мы с тобой! — прокричал кто-то из дальнего угла зала.
Я резко повернулась. Кричал не один из наших — какая-то незнакомая девушка размахивала самодельным плакатом «Раймана в президенты».
— Появились первые поклонницы, — заметил Шон.
— Хороший знак, — кивнула Баффи.
— Искренне на это надеюсь, — рассмеялся сенатор. — Скоро вам представится случай это доказать. А пока спокойной ночи, и благослови вас всех Господь.
В колонках заиграл гимн США, Райман помахал аудитории и спустился со сцены. Ему аплодировали — не сказать чтоб оглушительно (зрителей для этого явно было маловато), но с чувством. На прошлой встрече хлопали меньше, а на позапрошлой — еще меньше, и так далее. Кампания набирала обороты.
Я наблюдала за аудиторией. Люди повставали с мест, но, как ни странно, уходить не торопились, а, наоборот, начали беседовать друг с другом (что-то новенькое, как и аплодисменты). Действительно беседовать. Выступление сенатора сподвигло их на живое общение.
Мне все больше казалось, что у Раймана есть реальный шанс победить на выборах.