Священник не допускал и мысли, что именно в этот момент Амину занимал тот сон, который она видела на Новой Гвинее. Ей приснилась мать и открыла тайну искусства черной магии. Теперь Амина с нетерпением ждала возможности испытать его на практике.
С каждым часом шторм набирал силу, судно получило течь и с трудом боролось с волнами. Матросами овладел страх, и они взывали ко всем святым. Патер Матео и пассажиры смирились, что погибнут, ведь они видели, что помпы не справляются с прибывающей водой. Все бледнели, когда волны одна за другой с грохотом перекатывались через палубу. Все неистово молились, священник роздал отпущение грехов. Одни плакали, как дети, другие рвали на себе волосы. Некоторые матросы ругались и проклинали богов, которым еще вчера поклонялись. Лишь Амина оставалась невозмутимой и сочувственно улыбалась, слыша проклятия моряков.
— Мы погибли, сеньора, погибли! — прокричал капитан, который скорчившись сидел под фальшбортом.
— Нет! — возразила Амина. — В этот раз все обойдется!
— О чем вы ведете речь, сеньора? — удивился капитан, вглядываясь в спокойное лицо молодой женщины. — Что вы имеете в виду, сеньора?
— Мой внутренний голос говорит мне, что вы не погибнете, если споро приметесь за работу.
В том, что судно не затонет, Амина была убеждена — от нее не укрылось, что шторм стал ослабевать, но этого никто из напуганной команды не заметил.
Хладнокровие Амины, а может быть, красота и необычный вид этой молодой, хрупкой, но уверенной в себе женщины, когда все уже потеряли надежду на спасение, произвели на капитана и его команду сильное впечатление. Приняв ее за католичку, они подумали, что она обладает каким-то даром предвидения — ведь суеверие часто соседствует с легковерием. Амина же была удивлена, что матросы вновь обрели мужество и с усердием принялись за работу. Снова были пущены в ход помпы. За ночь шторм утих, и судно, как и предсказывала Амина, выдержало.
Команда и пассажиры смотрели на нее, как на святую. Они высказали это мнение священнику, который был поражен не менее, чем они. Мужество, проявленное Аминой, было действительно необычайным. Она не испытала страха в ситуации, где растерялся даже священник — слуга Божий. Патер Матео промолчал. Он углубился в размышления, и выводы, сделанные им, были не в пользу Амины. Откуда у нее появилось такое самообладание? Кто наделил ее даром пророчества? Только не христианский Бог, ведь в него она не верила! Тогда кто же? Патер Матео вспомнил спальню Амины в Тернёзене и озабоченно покачал головой.
Глава тридцатая
Филипп и Крантц долго обсуждали удивительное возвращение Шрифтена, но все их выводы по этому поводу свелись к тому, чтобы тщательно присматривать за ним и избавиться от него, как только представится случай. Крантц расспросил лоцмана, каким образом он спасся, и Шрифтен, в свойственной ему иронической манере, рассказал: когда Вандердекен боролся с ним, в воду с плота упало якобы весло, и он, уцепившись за него, держался на воде до тех пор, пока его не прибило к маленькому островку. Увидев вскоре в море пирогу, он бросился в воду, чтобы вплавь добраться до нее. Люди в пироге заметили его и подобрали. В рассказе Шрифтена не было ничего необычного, хотя его история и казалась невероятной. Других вопросов Крантц ему не стал задавать. На следующее утро ветер несколько поутих, и пирога под парусом направилась на Тернате.
Прошло четыре дня, прежде чем они прибыли на остров. На ночь они приставали обычно к какому-нибудь острову, где ночевали, вытащив пирогу на берег. Известие, что Амина жива, обрадовало Филиппа, и он ликовал бы в ожидании возможной встречи с женой, но присутствие Шрифтена отравляло его радость. Что-то необычное, противное человеческой натуре, было в одноглазом. Шрифтен смотрел на все вокруг каким-то сатанинским взглядом, но он, однако, ни словом не обмолвился о покушении Вандердекена на его жизнь. Если бы он жаловался, обвинял Филиппа в попытке убить его, клялся отомстить или требовал бы удовлетворения, то это было бы понятно. Но ничего подобного не было, кроме его обычных дерзких замечаний, иронических шуток и бесконечного похихикивания.
Когда пирога прибыла в главную гавань острова Тернате, Вандердекена и Крантца отвели в хижину, построенную из бамбука и пальмовых листьев, и попросили не покидать ее, пока о них не будет доложено вождю.
Прошло немного времени, и Филипп с Крантцем были приняты вождем, которого окружали жрецы и солдаты. Не было никакой торжественности. Белые, без всяких украшений, одежды людей сияли такой белизной, какую придают тканям только солнце и вода. Крантц и Филипп, по примеру сопровождающих, поприветствовали главу племени по мусульманскому обычаю, после чего им предложили присесть. Затем через переводчика — в прошлом островитяне тесно общались с португальцами и многие говорили по-португальски — властитель острова задал несколько вопросов о гибели корабля.
Филипп коротко рассказал о кораблекрушении и о том, как он был разлучен со своей женой. Далее он сказал, что его жена, как он узнал, находится в португальском поселении на Тидоре, и попросил вождя помочь ей возвратиться к нему или отправить его к ней.
— Хорошо, — отвечал властелин острова. — Принесите чужеземцам что-нибудь освежающее. Аудиенция на сегодня закончена.
Через несколько минут все присутствовавшие удалились, осталось лишь несколько доверенных советников вождя. Была подана легкая закуска, после которой вождь сказал:
— Португальцы — собаки, они наши враги. Не хотите ли вы поддержать нас в борьбе против них? У нас есть пушки, но никто не умеет обращаться с ними. Если вы согласитесь помочь мне, я снаряжу целый флот для выступления против португальцев на Тидоре. Отвечайте же, голландцы, есть ли у вас желание бороться? Тогда для вас будет не так уж сложно добраться до вашей супруги, — добавил он, обращаясь к Вандердекену.
Филипп попросил время на размышление, чтобы, как он выразился, посоветоваться со своим другом и помощником. Шрифтен, о котором Филипп отозвался как о простом матросе, на встречу допущен не был. Властелин Тернате согласился подождать ответа до следующего дня.
Возвратившись в хижину, Филипп и Крантц обнаружили там подарки — два комплекта турецкой одежды, даже с тюрбанами. Новая одежда пришлась им как нельзя кстати, поскольку их собственная давно уже превратилась в лохмотья. Они переоделись и зашили свои золотые монеты в малайские пояса, дополнявшие их новые мусульманские наряды. Тщательно обсудив предложение вождя племени, Филипп и Крантц решили принять его, увидев в нем единственную возможность соединить Филиппа с его любимой Аминой. Утром они сообщили вождю о своем решении, и тот без промедления приступил к оснащению флота.