Поэтому взлохматив себе голову, он отправился одеваться и снаряжаться для их встречи. Да коня своего велел готовить. Таких дорогих гостей можно было встречать только в доспехах да с оружием.

Ополчение собирать консул не стал, ограничившись дружиной. Весьма недурно упакованной дружиной. Он ведь к этому времени и лучников сумел нарядить в кольчуги и свои типовые металлические шлемы. Из-за чего уровень стандартизация снаряжения его импровизированного легиона достиг очень высокого уровня, выгодно выделяя его на фоне любых местных войск. Даже превосходя в этом вопросе римлян эпохи расцвета, где стандартизация носила очень условных характер. И в войсках рядом могли стоять бойцы в лорике сегментате, лорике хамате и, например, лорике сквамате. И это было нормально. Ведь каждый легионер покупал себе снаряжение и вооружение сам в меру своих желаний и возможностей…

Легионеры же Ярослава блистали в этом плане. Стандартная кольчуга и стандартный шлем, слепленные по единым шаблонам и лекалам, впечатляли. Одинаковые щиты, раскрашенные по трафарету, только добавляли эффекта. Образ завершала одежда. Закрытые так называемые северные калиги с высоким голенищем на шнуровке, одетые на портянки, прекрасно сочетались со свободными штанами и стеганым халатом красного цвета, что выступали из-за защитного снаряжения. Кроме того, у всех имелся пояс с колющим мечом, напоминающим ранний римский гладиус, то есть, греческий ксифос, которым традиционно сражались еще гоплиты царя Леонида.

В общем – красота.

И это только пехота. Конница тоже выглядела неплохо. По местным меркам так и вообще – замечательно.

Византийская делегация вышла на деревянный причал в довольно представительном числе. Возглавлял ее старый знакомый – магистр Мануил. Тот самый, который в свое время повздорил с верным помощником Ярослава – Трюггви. Мутная была история. Судя по всему, о любви и ненависти. Однако Мануил ее в тот раз эскалировать не стал, даже не явился к тогда еще конунгу, чтобы рассказать свою версию событий. Просто подразнил скандинава и все.

Теперь же он вышел на причал в компании с какой-то довольно ладной молодой женщиной, что держалась к нему очень близко. Судя по возрасту, годящейся ему в дочери. А к юбке той особы жался светловолосый и голубоглазый паренек лет пяти-шести, совершенно непохожий на нее внешне.

Ярослав скосился на Трюггви и присвистнул.

– Мать, мать, мать… – привычно отозвалось эхо.

– Что ты говоришь? – Словно очнувшись ото сна, спросил Трюггви не отрывая взгляда от этой женщины и паренька.

– Это та самая Глафира, о которой ты говорил?

– Да…

– А этот парень…

– Это мой сын! – Воскликнул Трюггви с видом совершенно придурковатым.

Подошли.

Пообщались.

Мануил поздравил Ярослава со славной победой, спасшей от великих бедствий не только его людей, но и жителей всей Ромейской державы. А также с благоразумием в вопросах политики, ибо его союз с хазарами был очень своевременным и правильным. И сообщил, что Василевс не отклоняется от слов договора и высылает ему поставки просо за текущий и предыдущий год, как они и уславливались. А также, понимая те сложности, с которыми консул сталкивается, защищая интересы ромеем в этих глухих лесах, шлет еще помощников, сверх оговоренных.

– Ремесленников?

– Так и есть.

– Опять плотников, гончаров да ткачей? – Чуть поведя бровью, спросил Ярослав.