Книги
Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма
Другой молодой человек, потеряв старшего брата и отца во время репрессий 1927 и 1929 годов, а также свою работу как «социально чуждый», обвинял коммунистов в своих несчастьях и в массовой трагедии коллективизации. Но позже он стал инженером-экономистом с хорошей зарплатой и женился. Конституция 1936 года стала одним из факторов, способствовавших его примирению с режимом; он считал, что она знаменует собой начало новой эры. Он даже подумывал о вступлении в партию. Затем последовал страшный удар – 13 марта 1937 года (респондент сказал, что будет помнить эту дату до конца жизни) его тесть, коммунист, который был для него как отец, был арестован. Это событие вновь изменило его настроения.
Свидетельства недоверия многочисленны. Во время выборов в Верховный Совет в декабре 1937 года почти все государственные автомобили в Москве были реквизированы с целью доставки пожилых и больных на избирательные участки. В каждом автомобиле команда из двух молодых, образованных и чрезвычайно вежливых членов избирательных комиссий сопровождала пожилых людей и инвалидов на избирательные участки и возвращала их домой на автомобиле. Обходительность этих молодых людей казалось чрезмерной. Пожилые, неграмотные люди встретили такое неслыханное внимание и заботу с величайшим подозрением и даже ужасом, приняв молодых комиссаров за работников НКВД. Государственные автомобили, которые прозвали «черными воронами», ассоциировались в массовом сознании с НКВД и ночными арестами[655], поэтому люди думали, что их везут не на избирательные участки, а в застенки НКВД. Когда же после голосования не происходило ничего страшного, подозрения сменялись удивлением и истерической радостью. Запуганные люди не верили и боялись необычайно вежливых чиновников в государственных машинах[656]. Они помнили прецеденты: это было обычной практикой ОГПУ во времена НЭПа и в последующие годы – выжимать ценности из богачей в пользу государства, применяя пытку жарой в небольшой переполненной камере (прозванной народом «парилкой»). Жертвы сообщали, что «сотрудники ОГПУ были очень вежливы. Благодарили их самым любезным образом», когда потерпевшие затем доставляли ценности ОГПУ[657].
В долгосрочной перспективе невыполненные обещания подрывали легитимность режима, по крайней мере в глазах взрослого поколения, которое пережило череду надежд и разочарований. В то время как многие граждане полагались на государство, более критически настроенные склонялись к скептицизму и цинизму.
Итоги всенародной дискуссии: от политической умеренности к репрессиям
В ноябре ЦИК обобщил популярные предложения и направил их результаты в Редакционную комиссию. 43 тысячи комментариев, собранные ЦИК, многочисленные сообщения, направленные партийным лидерам газетами, местными органами и НКВД – как эти материалы были прочитаны и использованы руководством?
Если руководители СССР и были заинтересованы в предложениях трудящихся, то они не собирались следовать им. Подробный анализ итогов обсуждения не был обнародован. Помимо доклада Сталина на VIII съезде, основные направления полученных предложений были представлены только в одном обзоре, опубликованном в «Известиях» секретарем ЦИК и бывшим генеральным прокурором СССР И. А. Акуловым. Прочитав его статью, британские аналитики пришли к заключению: «Акулов уверяет, что большая часть общественного мнения не желает принимать такую „либеральную“ конституцию и предпочитает видеть отеческую заботу правительства, наделенного более эффективными полномочиями по подавлению опасных мыслей»[658]. Акулов представил массив комментариев с необходимыми подробностями, но почти без количественной оценки. Он признал, что глава, посвященная правам и обязанностям граждан, вызвала больший интерес, чем любая другая, получив 23 тысяч из 43 тысяч замечаний. Он не удосужился объяснить реальные причины беспокойства участников дискуссии о правах, а именно отсутствие крестьян в системе социального обеспечения и пособий, но заявил: «Конституция должна ограничиваться фундаментальными принципами, детали же должны быть разработаны специальными законодательными мерами». Эта же уловка была использована Сталиным в его заключительной речи на VIII съезде. Это было расплывчатое обещание, предсказуемо неосуществленное. В обзоре Акулова с неожиданной открытостью были обозначены основные темы дискуссии: голоса за расширение понятия «враг народа», обеспокоенность публики по поводу использования конституционных свобод врагами, права каждой республики на свободное отделение от СССР и, наконец, неприятие населением наделения правом голоса «бывших» людей.
Почему в атмосфере идеологической бдительности тех дней в статье была так ясно представлена сильная нелиберальная тенденция в обществе против основного идеала конституции – демократии? Вряд ли целью было объективное освещение общественного мнения, хотя в некоторых выводах статья отвечает моим находкам. Автор представлял результаты дискуссии определенным образом, формуя контент, наделяя его смыслом, влияя на восприятие представленной информации аудиторией. Может быть, причиной открытости Акулова было подчеркивание общественной поддержки нелиберальной реальности? Или Акулов хотел донести предупреждение о врагах и инакомыслии до главного читателя – Сталина? Эллен Вимберг[659] считает, что личная позиция главного редактора газеты «Известия» Н. Бухарина отличала его газету в освещении дискуссии. Однако, по свидетельству А. М. Лариной-Бухариной, он номера своей газеты не подписывал с августа 1936 года[660]. Обзор Акулова, хотя и не содержит количественной оценки соответствующих комментариев, но более точно отражает собранные данные, чем отчет Сталина перед съездом.
Народная дискуссия не предполагала голосования. Лишь небольшое число конституционных поправок, затрагивающих относительно незначительные аспекты, были приняты во внимание лидерами, которые просто делали вид, что мнения населения были учтены. 25 ноября И. В. Сталин рассмотрел отдельные предложения в своем докладе и высказал свое мнение по поводу всенародного обсуждения. Он объявил, что все предложения были опубликованы в прессе, хотя большая часть материалов была похоронена в архивах. Сталин избегал какой-либо оценки популярности статей. Самый острый вопрос народной дискуссии – вопрос социальных гарантий для крестьянства – был оставлен диктатором в стороне и отклонен как предмет рассмотрения будущими законодательными органами, а не конституцией. Эти самые многочисленные требования не были выполнены.
Уловкой в обход народных комментариев было искусственное разделение Сталиным предложений на три категории: касающиеся «вопросов действующего законодательства» и потому неуместные в конституции; исторические ссылки, излишние для основного закона; и наконец, существенные вопросы, заслуживающие обсуждения. Докладчик одобрил комментарии к преимущественно процедурным статьям, не самым привлекательным для общественности, например, о формировании Наркомата оборонной промышленности[661]. Сталин упомянул очень популярные предложения о запрете религиозных обрядов и избирательных прав для «бывших» граждан (статьи 124 и 135). Без рассуждений и аргументов он рекомендовал отклонить эти поправки «как противоречащие духу нашей конституции» и «подкрепил» отклонение цитатой из Ленина.
На заседании съезда 5 декабря Сталин сообщил, что 43 поправки внесены в окончательный текст конституции, изменены 32 статьи, остальные 114 статей остались без изменений. Сталин счел целесообразным объяснить съезду только семь принятых поправок к статьям 8, 10, 35, 40, 48, 49 и 77 (все обсуждали политически безопасные темы). Новая конституция была принята съездом единогласно поднятием рук. Заключительное заявление – «общенациональная дискуссия была чрезвычайно полезной в разработке и окончательном редактировании конституции»[662] – было очевидным преувеличением. Вовсе не учет народного мнения был задачей дискуссии. Столь небольшое количество принятых предложений резко контрастировало с той пропагандистской бурей, которая будоражила прессу и всю страну в течение пяти месяцев. Гора родила мышь.
Что бы там ни говорил vox populi, это не повлияло на окончательную версию конституции. Комментарии к главе X «Основные гражданские права и обязанности», которые насчитывали 53,7 процента всех замечаний, не были учтены, и предложения к самым популярным статьям – 120 о пенсиях и 135 о всеобщем праве голоса – были отклонены Сталиным. Смысл дискуссии состоял в самом процессе – скоординированном упражнении в политической интеграции, а не в обещанной адаптации конституции к требованиям народа. Задачей устроителей было формирование культурного дискурса, а не удовлетворение запросов общественности.
Таблицы, составленные ЦИК для внутреннего пользования, суммируют типичные комментарии, но не раскрывают, «за» они или «против».
Таблица составлена ЦИК по данным на 15 ноября 1936. ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 8. Д. 222. Л. 160.
Таблица составлена ЦИК по данным на 15 ноября 1936. ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 8. Д. 222. Л. 159.
Проценты подсчитаны автором.
Тем не менее, участники обсуждения довели до сведения правительства свои мнения, и их голоса были услышаны, хотя Сталин фильтровал то, что читал и слышал, в соответствии со своими предпочтениями и представлениями. С большой долей вероятности мы можем быть уверены, что Сталин больше внимания уделял предупреждениям о врагах, чем похвалам конституции. И вот то, что услышал Сталин, по-видимому, отличалось от его представления о достигнутой гармонии. Оспаривая в докладе «буржуазную [зарубежную] критику конституции», Сталин фактически опровергал основные темы
Сталин получал достаточно информации об общественных настроениях от ЦИК, НКВД и других источников. В докладе заметны его колебания между привязанностью к ожиданиям социальной гармонии и предупреждениями от населения о многочисленных врагах. Эти предупреждения постепенно проникали в его сознание: