Смерть человека — это грустно. Смерть друга — это утрата. А смерть близкого и любимого человека — это, наверное, и твоя личная смерть. Не смерть-навсегда, а маленькая смерть. То состояние, когда внутри тебя что-то умерло, но ты сам еще ходишь, дышишь и продолжаешь мыслить. Вот она маленькая смерть.
Мы с Марией проревели все глаза, когда стояли там, на кладбище, заполненного трупами наших друзей и товарищей, но большей потерей, была Лина. Это тяжело объяснить, но в этом маленьком человечке было столько жизни, что не хватит и на нескольких людей. И вот, эта жизнь угасла.
Лирика вообще никогда не была свойственна мне, но, как я чувствую, да даже на самой себе, смерть меняет и если не все, то какую-то часть тебя. С этим тяжело смириться, иногда даже больно, что больше нет сил кричать, но это проходит. Ты привыкаешь жить с этой болью.
И если больно мне, то я даже не представляю, как больно было Малому. Какие муки он испытывал и что переживал. Я не могу говорить, что понимала его, так как не испытывала подобной боли, по крайней мере, в этой жизни. Что было в прошлой — уже не важно. Это давно забыто и захоронено где-то на задворках разума. Так глубоко, что не докопаешься. Да и стоит ли это делать?
Ночь была бессонной и я просто чувствовала, что что-то должно произойти и ведь произошло. То, чего ни я, ни другие никак не ожидали. Плохую весть нам принес Саша. Он собрал нас всех вместе. Его лицо было отрешенным, а слова сплетались в мешанину непонятных звуков.
Мы сидели в столовой, и он просто взял бутылку виски и выпил два бокала залпом. И только тогда собрался с силами, чтобы сказать нам эти слова, а затем протянуть записку:
— Он ушел, — лишь произнес он.
Первым записку прочел Стас, а я все еще стояла, словно в стазисе, и не могла понять, что произнес Саша. Что он имел в виду? Кто ушел? Осознание пришло мгновенно и ударило так больно, что слезы просто сами навернулись на глазах. Не нужно было долго гадать. Из нашей группы е доставало лишь одного человека: Малого.
После того, как записку прочел Стас, его лицо тоже стало отрешенным, и хоть он не особо любил выпивку, лишь изредка мог выпить бокал шампанского за успех какого-то дела или в честь какого-то или чьего-то праздника, но он составил компанию Саши, залпом осушив бокал виски.
И только тогда за записку принялась Мария. После похорон она уже просто не могла испытывать чувства. Лицо каменное, словно статуя. Лишь изредка моргает и втягивает носом воздух. А изо рта со вчерашнего вечера не сорвалось ни единого слова. А теперь, когда и она осилила написанное в записке, начала читать повторно, но уже вслух:
— Извините меня, друзья, но я понял, что больше не могу здесь находиться. Я и до этого задумывался над тем, что Консорциум не то место, где стоит находиться. Здесь скапливаются отбросы, которые потеряли стимул в жизни. И хоть я тоже потерял эту ведущую нить, я понял главное: не все в этой жизни потеряно. А раз это так, то этого надо добиваться. Консорциум — не мой дом, но вы стали моей новой семьей. Возможно, кто-то согласится со мной, а кто-то нет, но я не мог больше медлить и ушел. Я бы с удовольствием взял вас с собой, но тогда у всех нас была бы одна судьба — прямиком в последний путь. Мне пришлось уйти одному. Теперь я стал ренегатом и, возможно, однажды вас отправят по моему следу, но будьте уверены, я делаю это не только для себя, но и для Лины, которая хотела именно этого, — Мария сделала паузу и дочитала последнюю строчку. — Простите меня, но я, надеюсь, что вы сможете меня понять. Малой.
За прошедший день мы потеряли двоих друзей и товарищей по оружию, а теперь от нас ушел и третий. Он не погиб, но никто из нас не знал, встретим ли мы его вновь. Мы вновь испытали чувство утраты. Вновь ощутили в своей цепи брешь, как раз в том месте, где недостает звена.
И я не знаю, думаешь ли ты о нас, Малой, или нет. Я даже не знаю, все ли с тобой в порядке, но от всей души надеюсь, что это не последняя наша встреча. Надеюсь, что твоя жизнь сложится лучше, чем у многих из нас. Надеюсь, что ты найдешь то, что ищешь…
События последних дней. Они прошли мгновенно и словно торнадо уничтожили все то, что мы с таким с трудом строили. Осталось так мало, а в воздухе пахнет гнилью. Отвратная смесь из отчаяния и утраты. Мне было не привыкать к подобным тяжелым условиям, но почто же все эти тяготы достались девчонкам. На них просто лица нет.
Возможно, время залечит наши раны, но, как мне кажется, будет уже слишком поздно.
Нас согнали в зале совещаний. Инструктаж вела та же девушка, что и тот, когда нас отправляли за фигуркой лягушки. Кажется, ее звали Дамой, а она сама состояла в колоде. Опасный противник, отметил это сразу, как только увидел. Но сейчас, даже она казалась мне уставшей. Измученной. Этот отпечаток лежал на всех нас, но тем не менее, нас вновь отправляли в путь.