8
Примечательно в этом контексте, что аналогичные положения впервые были представлены в отечественном уголовном праве в Уголовном кодексе РСФСР 1922 г. (ст. 10). Но в конечном счете без применения аналогии не обошелся и Международный военный трибунал в Нюрнберге, судивший высших нацистских преступников. Один из основных доводов защиты в рамках процесса в МВТ состоял в том, что подсудимые в нарушение принципа nullum crimen sine lege привлекались к уголовной ответственности на основании ретроактивного применения положений Устава, в которых были криминализованы деяния, не являвшиеся преступлениями на момент их совершения (за исключением военных преступлений). Данный тезис так и не был опровергнут Трибуналом. Приведя ряд контраргументов, МВТ был вынужден признать, что в рассматриваемом им деле принцип законности в аспекте запрета ретроактивного применения норм, устанавливающих уголовную ответственность, был неприменим (см.: From Nuremberg to The Hague. The Future of International Criminal Justice / edited by P. Sands. — New York: Cambridge University Press, 2003. — P. 21–23). В частности, относительно запрета агрессии, впервые сформулированного в качестве международного преступления в Уставе МВТ, Трибунал отметил: «Занимая те посты, которые они занимали в правительстве Германии, подсудимые или, по крайней мере, часть из них должны были знать о договорах, подписанных Германией и объявляющих вне закона обращение к войне для урегулирования международных споров, о том, что они действовали вопреки международному праву, когда совершенно преднамеренно осуществляли свои замыслы агрессии и вторжения. Если рассматривать этот вопрос только в свете настоящего дела, то можно сделать вывод, что этот принцип при данных обстоятельствах неприменим» (Нюрнбергский процесс. Сборник материалов. Том II. 2-е изд., испр. и доп. / Под ред. К. П. Горшенина, Р. А. Руденко, И. Т. Никитченко. — М.: Государственное издательство юридической литературы, 1954. С. 986). К числу упомянутых договоров МВТ отнес Пакт Бриана — Келлога, Версальский договор и Гаагские конвенции 1899 и 1907 гг. Что касается преступлений против человечности, как справедливо замечает профессор Верле, различные преступления (убийства, порабощение, пытки, изнасилования и т. д.), образующие данный «суперсостав», признавались таковыми во всех правовых системах того времени. Таким образом, под сомнение если что и ставилось, то не преступность этих деяний как таковая, а наличие соответствующего запрета в международном праве. Однако их повсеместная криминализация в национальном праве позволяла сделать вывод о наличии международной обычной нормы, запрещающей их совершение. Именно этой линии аргументации придерживалось обвинение в рамках процесса в Нюрнбергском трибунале (см.: Верле Г. Принципы международного уголовного права: учебник / Пер. с англ. С. В. Саяпина. — О.: Фенiкс; М.: ТрансЛит, 2011. С. 13–14). — Прим. науч. ред.
9
К объективным признакам состава преступления относятся объект (то, на что направлено посягательство) и объективная сторона (то, как посягательство выражается вовне — посредством каких действий или бездействия, орудий и инструментов (средств) оно совершается, к каким последствиям оно привело или могло привести, какова была причинно-следственная связь между деянием и последствием). — Прим. науч. ред.