— Это уж чересчур. У меня просто нет слов.

Лицо кадровика чуть-чуть померкло, как у старого учителя, который только что хвалил своего ученика, а он вдруг стрельнул в него шпилькой из маленькой рогатки.

— Я вам одолжу парочку слов. Для Меркурия все вполне нормально. Вы, наверное, знаете — эта глазастая штука, что отдыхает в моей руке, даже когда работает, не портит костюм, и от нее практически не ухудшается внешний вид. За исключением случаев, когда кто-то благодаря ей сильно накладывает в штаны.

В итоге, мы вереницей — кадровик впереди, наша тройка опоясывающим лишаем по бокам и сзади — двинулась к производственному сектору. В административном корпусе конвейера не было, но впечатление создавалось, будто все работнички делают что-то на счет “раз-два-три”. От такого впечатления сразу тоскливо стало. Я сам не сторонник обильного просмотра мультяшек, курева, перешептываний с девушками и всякого пинг-понга в служебное время, но тут был какой-то театр кабуки.

Конвейер замечался даже первым попавшимся зрителем. Застывшие лица-маски — каменная веселость, вечный кайф, как у Емели на картинке, стылая грусть, как у Арлекино. Веселых работников видно похвалило начальство и сослуживцы прославили, печальных — недобро помянуло начальство и укоризненно окликнули сослуживцы. И хоть физиономии были восточно-славянские, улыбочки и поклончики какие-то азиатские.

Вообще, те сектора в Космике, где обитаются преимущественно русские, легко отличить, например, от немецко— или китайско— заселенных. У них там все вылизано и сияет, у нас же немало неприглядных местечек. Мы на мелочи не размениваемся, зато, если чем займемся, так уж размах и безоглядность будут, и “на ура”, и “даешь”. Поэтому никому кроме русских Меркурий не поддался бы. Учитывая это, верховное начальство шлет сюда “номерков”, в основном, с “Мамальфеи” (Ганимед) и “Берлоги” (Титан), где банк половых клеток набран в Сибири, а воспитательные машины запрограммированы выходцами из России. Вот почему в Айзенштадте (Ио) или Бейпине (Каллисто) все улыбаются двадцать четыре часа в сутки, даже в гроб такими ложатся, а в Васино (Меркурий) народ или хмурый ходит, или ржет так, что через улицу слышно.

Короче, на Меркурии, не только легче злодею орудовать, но и сложнее всякую правильную жизнь замаскировать. Сейчас такое впечатление создавалось, что поле нормального сознания у тутошних работников резко сузилось, или вовсе дошло до точки, а вместо этого в башке какое-то радио работает. Я вспомнил слова Шошаны про функциональных людей, так вот в этих товарищах ничего кроме спущенных сверху функций не осталось. Кажется, план по дрессировке здесь выполнен успешно… Кравец, кстати, совсем ошалел и тоже стал скалиться, будто дурак.

А производственным сектором кликался просторный домище — на вид половинка яйца, снесенного сверхдинозавром. Едва мы оказались внутри, как я преисполнился нехорошими ощущениями. Прямо шкурой чувствую — скользит что-то мимо меня. Не только скользит, но и лижет. Все это напоминает купание в сопливой реке. И даже в глазах какое-то струение, будто скорость у меня не пять, а пятьдесят пять километров в час. Я думал, демонометр загорится, чуть ли не дым пустит, а он совершенно спокоен. Опять я ничего не понимаю. Уловив мои треволнения, кадровик пояснил:

— Тут у нас своего рода оранжерея. Поэтому гуляют ионизированные ветерки.

Наша процессия остановилась в некотором сомнении перед бегущей дорожкой. Та торопилась вниз по скручивающейся спирали тоннеля.

— Дыня у вас на самом донышке хранится?

— Именно. Внизу работают самые сильные специалисты — так уж устроена оранжерея. — Кадровик одарил меня своей заводной (в смысле механической) улыбкой. — Да и вам экскурсия небезынтересна будет.

Индикатор демонизма поглядывал на меня незамутненным глазком. Нитеплазмы поблизости не было, поэтому мы всей группой вступили на скользкую (то есть скользящую) дорожку.

Напоминая об небезынтересности экскурсии, стены тоннеля украсились иллюминаторами, за ними открылась пупырчатая дырчатая площадка цеха, перегороженная чем-то похожим на мембраны и даже на паруса. В ячейках, размежеванных мембранными перепонками, то ли прорастали, то ли надувались бульбы, похожие на детали реакторов, турбин и прочие полезные вещи.

— И не надо никаких штампов или форм,— похвастал “гид”.

Если допустить, что бульбы эти из полимерной массы, тогда все в порядке. Мембраны-перепонки согласованным приложением сил (субнуклоновые импульсы?) лепят из пластика то, что необходимо многим людям. Причем наиболее дешевым и эффективным способом. Рапорта о досрочном выполнении правительственных заданий бодро летят на Марс.

Ниже ярусом, под “огородом”, мы, смирно стоя на той же тропке, обогнули “джунгли” — ажурные конструкции, по которым поднималось что-то похожее на мочало. Или на тонкие-претонкие лианы.

— Веники что ли выращивают? — хмыкнул не особо унывающий Кравец.

Я пригляделся, мочало появлялось из гнезд еле заметными нитями. Те наливались соком и цветом, дорастали благополучно до потолка, и судя по их прыти, попадали снизу на пупырчатую дырчатую поверхность “огорода”. Чтобы, в итоге, на верхнем ярусе образовывать разные полезные в хозяйстве вещи.

— А что за полимер? — попробовал выяснить я у сопровождающей нас неприятной персоны с приятным лицом.