Нити. НИТЕПЛАЗМА. Я почти о ней догадался. Неужели при всей своей первобытности Терентий К123 не такой дурак?

— Я чего-то припоминаю или мне кажется, досточтимый мудрец? Нитеплазма же — это самая ранняя форма существования материи. То, что получилось после Большого Взрыва.

— На этот раз вам не кажется. Нитеплазма получилась и никуда не исчезла, а протянула до наших дней, прогрессируя на свой лад, превращаясь во вполне живое, вполне паразитическое… и в каком-то смысле разумное существо. Наши разведчики прозвали Плазмонтом,— тут голос Викентия из вялого стал довольно бодреньким. — Я вижу у вас под курткой пузырится. Это одновременно радует и беспокоит меня.

Ничего у меня не пузырилось, однако бутылку с сияющей антистрессовкой я с собой прихватил. Пока бормотолог не заглотил пару стаканов, то помалкивал, давая полную свободу вопить очумелым фанатам меркурианского “Динамо”, которые казалось вырвутся из своего визера и в одно гнусное мгновение затопчут все в этой крохотной жизнесферке.

— Значит, господин ученый, если весь наш мир, включая нас самих, прилежно образуется из полей, атомов, молекул, целых тел, то этот отъявленный гад-паразит состоит только из нитеплазмы?.

— Верной дорогой идете, товарищ,— глубоко икнув, произнес Викентий, подобрал что-то непонятное, но шевелящееся с тарелки и засунул к себе в рот. — Наш микромир двухполюсный, макромир фактически однополюсной. А в предматериальном мире, как известно всем порядочным мизикам, четыре полюса, четыре основные энергии с хитрой системой взаимодействия и взаимного перехода. Так вот, судя по материалам разведки, нитеплазма обходится без четкого деления на микро-, макро— и предматериальный уровни. Это иная материя, понятно?

И фемки, выходит, не просто группа акробаток. Хоть и необщительны, но соображают в этих самых полюсах.

Кто-то чрезмерно подвижный с тарелки у Викентия побежал, не даваясь на закуску, но изобретатель проявил необыкновенную прыть и пригвоздил беглеца радиоуправляемой вилкой уже на самом краю стола. Еда, попискивая, лишилась одновременно свободы и жизни. Сломив сопротивление пищи, Викентий продолжил.

— Однако мои расчеты внушают мне — пока что одному — оптимизм. У устойчивой нитеплазмы пара полюсов остается в скрытом виде, и с нами взаимодействуют всего лишь два полюса, два знака заряда. Я их условно называю “левым” и “правым”. Правда, и этого тоже хватает для разных сюрпризов. Сдается мне, маги и волшебники кудесили именно с нитеплазмой. И всякая нечисть, от призраков до оборотней, похоже, была из нитеплазменного “теста”. А спора Плазмонта — это типичный бес, тошный дух, вселяющийся и соблазняющий разным могуществом.

Маги с волшебниками, оказывается, не просто козлобородые шоумэны. И призраков с оборотнями, и даже тошных духов, выходит, есть за что уважать — за крепкую физическую основу.

— Колдуны колдунами, откуда мне знать, какие у них генетические матрицы, может, они вообще инопланетяне — а нам-то, простым меркурианским балбесам, как эту нитеплазму распознавать? Как расчухать, что посредь атомов твоего собеседника заизвивалась пара ниточек. Их разве разглядишь в мелкоскоп? А, Викентий Инкубатькович?

— Субнуклоновый каскадный микроскоп может и засечет, как нитеплазма кушает атомы. Только надо знать, где смотреть. Да еще иметь такой микроскоп. Их, наверное, не более десятка наберется, а на Меркурии вообще ни одного.

— А ваш прибор? Мы его испробовали в долине Вечного Отдыха. Даже засекли одну нитеплазменную спору.

Изобретатель и рационализатор слегка попунцовел.

— То, что я передал в долину, это вовсе не прибор, отзывающийся на нитеплазму, а скорее датчик, который регистрирует взбудораженность нервной системы человека. И больше ничего. Я дико извиняюсь, ввиду острой нужды в деньгах несколько прибрехнул, когда загонял Сереге схему этой установочки. Надеюсь, мое признание останется между нами. Тем более, Сережке такое удовольствие обошлось в жалкие пятьсот имперок.

— Давайте стараться, чтобы между нами оставалось поменьше ваших шалостей,— невесело отозвался я. А изобретатель сразу переключился на более приятную тему.

— Допустим, в подозреваемом присутствует нитеплазменная спора и влияет на его ощущения. Поэтому “оспоренный” человек знает — у него не все в норме. Мой датчик и будет улавливать те изменения психомагнитного поля данного гражданина, которые характерны для тревоги. Лет десять назад многие кшатрии вместо таких датчиков пользовались собственными генными модификациями — психомагнитными рецепторами. Потом это дело прикрыли, потому что солдатики, вооруженные столь мощными рецепторами, запросто считывали весь эмоциональный спектр у своего начальства.

— Значит, в кое-каких направлениях мы не совсем прогрессируем. Это называется, наверное, прогрессивным параличом… Но погодите, тот паренек, на которого среагировал и зажегся датчик, мог быть просто невротиком, передрейфить, запаниковать.

— Конечно, он мог быть просто невротиком,— легко согласился безответственный изобретатель. — Но я полагаю, последующие события убедили вас, что в нем имелся нитеплазменный узелок.

И Викентий засосал стакан антистрессовки с чувством глубокого удовлетворения за свой талант, нисколько не обращая внимания на голографических спортсменов, что вертелись по комнате, и победные запахи, которые тоже производил визер.