У Чиуна в руках был большой толстый конверт – около фута в длину и девять дюймов в ширину. Чиун бережно прижимал его к груди.

Римо догадывался: Чиун хочет, чтобы он спросил, что это такое. Поэтому он не стал спрашивать.

– Я обошелся с тобой лучше, чем ты того заслуживаешь, – сказав Чиун, указывая на пакет.

– Это книга?

– Могут у меня быть кое-какие сугубо личные дела? – спросил Чиун.

– Конечно.

– Это книга, – сказал Чиун.

Но Римо не стал расспрашивать, что за книга. Он знал, что однажды Чиун попытался опубликовать в Нью-Йорке свои поэтические произведения на корейском и получил отказы из двух издательств. Один из издателей сообщил, что стихи понравились, но они не вполне соответствуют профилю издательства; другой ответил, что, по его мнению, стихи еще не вполне готовы для публикации.

Римо никак не мог понять, каким образом издатели могли прийти к этому заключению, ибо стихи Чиуна были написаны на таком варианте корейскою языка, который знал, насколько Римо мог судить, только Чиун. Возможно, Римо был единственным в мире, кроме Чиуна, человеком, который мог бы понять эти стихи, потому что некоторые наставления Чиуна, касающиеся дыхания, содержали в себе ритмы этого языка. Римо узнал, что этот диалект – очень древний, только тогда, когда какой-то ученый, занимающийся историей Кореи, указал ему, что нет в мире человека, который владеет этим языком, потому что он вышел из употребления за четыре столетия до того, как Рим стал городом.

Чиун был раздосадован, что Римо не спрашивает о его новой книге. Он сказал:

– Я никогда не дам тебе прочитать мою новую книгу, потому что ты не сможешь ее оценить. И вообще – ты так мало в мире ценишь.

– Я прочитаю ее, когда мы вернемся, – пообещал Римо.

– Оставим это, – отозвался Чиун.

– Я обещаю, что прочитаю твою книгу.

– Я не хочу, чтобы ты ее читал, – заявил Чиун. – Твое мнение не имеет никакой цены.

– Ладно, – согласился Римо.

– Я оставлю для тебя экземпляр.

Римо вышел из отеля в таком настроении, что готов был разнести по камешку стены всех попадавшихся ему навстречу домов. Достукался – теперь ему придется читать чиунову рукопись! Не то плохо, что он пообещал ее прочитать, а то, что теперь ему в течение долгих месяцев придется отвечать на разные вопросы, касающиеся мельчайших деталей произведения, а если он не сможет правильно ответить, то для Чиуна это будет лишним доказательством, что Римо на все наплевать.

Так было не всегда. Раньше было время, когда Римо ощущал, что он свободен от подобных чувств, свободен от необходимости постоянно доказывать, что ему не наплевать, доказывать, что он достаточно хорош, что он достоин чести стать преемником Чиуна. Он знал, что достоин. Он знал, что ему не наплевать. Так почему он должен снова и снова доказывать, что это так?

– Почему? – спросил Римо у пожарного гидранта, стоявшего в этот прохладный денек на углу Таймс-сквер, а пожарный гидрант, не сумевший дать правильный ответ, вдруг обнаружил, что в самой его середине находится человеческая рука, расколовшая его до основания.