Аррадерс оказался прав. Первый, самый тщательно нацеленный залп лучников пропал даром. Стрелы со свистом и звоном ломались о камни, однако никому не удалось задеть бывшего слугу Сета. И, пока Аррадерс совершал свой достойный восхищения прыжок, Конан с мечом наголо мчался прямо на шеренгу жрецов, и из горла киммерийца рвался самый страшный боевой клич из всех когда-либо раздававшихся среди холмов его родины, Страны глубокой ночи…
Несколько стрел все же мелькнули и над головой северянина, а одна даже оцарапала ему левое плечо – он не обращал на них внимания. Подобно медведю, врезавшемуся в густую собачью свору, киммериец налетел на жрецов, и его клинок взметнулся в привычной кровавой работе.
Перед Конаном мелькала череда искаженных гневом, яростью, страхом лиц, мелькали руки, ноги, плащи, щиты, копья; сперва жрецы пытались окружить его и пустить в ход пики…
Острие разорвало бок куртки Конана; взмахом меча киммериец перерубил древко, рванул свободной рукой обрубок, выдернув из строя незадачливого копейщика, в спину которого тотчас ударило сразу три пики, предназначавшиеся северянину; прежде чем поразившие своего же собрата копейщики поняли, что к чему, и выдернули пики, Конан уже оказался возле них, тремя ударами повергнув на пол три разрубленных от плеча до пояса трупа.
– Эге-гей, Конан из Киммерии! – донесся до него крик Аррадерса. – Держись, я иду, я иду к тебе!
Сплошная стена коричневых и серых плащей распалась; не успевший отскочить жрец схватился обеими руками за пробитое острым жалом горло и беззвучно упал, страшно выкатив уже незрячие глаза; отпихнув его тело в сторону, возле Конана оказался Аррадерс, с головы до ног покрытый пятнами крови, уже не разобрать, своей или чужой…
– Направо – к выходу! – гаркнул он, нимало не заботясь о том, что его услышат их враги.
Даже при всей своей гибкости и ловкости киммериец с величайшим трудом успевал отбивать сыпавшиеся на него со всех сторон удары и выпады. Спина его покрылась потом, рука, сжимавшая меч, начинала неметь… Хотя немало копий было уже обращено в бесполезные обрубки и немало вражеских тел осталось лежать с разрубленными головами и отсеченными конечностями, жрецы, точно безумцы, забывшие о смерти, не отступали. С истеричными взвизгами «О Сет!» они кидались прямо на Конана с Аррадерсом и погибали – однако на их место вставали новые и новые.
Долго так продолжаться не могло. Киммерийцу удалось избежать тяжелых ран, зато вроде бы мелких порезов становилось все больше, а рана, полученная в схватке с Аррадерсом, когда тот еще не избавился от черного ошейника, вновь раскрылась; и самое главное – бритоголовый жрец, судя по всему главный, искусно уклонялся от боя, держась в задних рядах и криками подбадривая своих. Конану никак не удавалось прорваться к нему.
И тем не менее заветная дверь приближалась. Киммериец отлично понимал, что бой не прекратится, когда они окажутся во внешнем зале, – и все же в те мгновения эта дверь была единственным смыслом его жизни. Дойти до нее! – а все прочее казалось уже неважным…
Копье скользнуло вдоль лопаток Конана, разорвав кожу. Ответный взблеск меча, принадлежавшего Гатадесу, – и противник опрокинулся навзничь с разрубленной наискось грудью. Второе копье, также нацеленное в спину киммерийца, отбил своим плечом Аррадерс, а ядовитое жало довершило дело.
Эта пара оказалась последней. Конан и его спутник очутились на пороге внешнего зала. Только теперь бритоголовый жрец, кажется, сообразил, что следует делать, и стал командовать отход – чтобы освободить место для лучников, – однако он жестоко ошибался, если полагал, будто киммериец и бывший прислужник Сета будут дожидаться окончания маневра. Путь наружу был свободен, и Конан рванулся к спасительному проему так, что в ушах засвистел ветер. Рядом с ним огромными прыжками мчался Аррадерс.
На бегу киммериец петлял, как заяц, из стороны в сторону, чтобы сбить прицел лучников, – это была не трусость, а военная необходимость, которой не должен пренебрегать всякий воин, желающий дожить до победы, – и все же две или три стрелы ужалили его – по счастью, лишь слегка задев плечи и бок…
Конан и его спутник с разгону вылетели в спасительную черноту окружавшей храм ночи, и Конан тотчас же услыхал желанный звук – где-то впереди нежно пела флейта Айаны, указывая им дорогу.
– За мной, Аррадерс, не отставай! – на бегу прохрипел Конан, из последних сил заставляя отталкиваться от земли свои ноги…
Впереди внезапно зажегся слабый огонек. Трепещущий свет упал на вытоптанную, неправдоподобно гладкую землю; в самой середине этого круга стояла жрица, не отрывавшая от губ заветной деревянной флейты. Заметив вырвавшегося из тьмы первым Аррадерса, она невольно выронила инструмент и вскрикнула от ужаса; и тотчас ее облик стал на глазах таять, превращаясь в простое туманное облачко…
– Эй, постой, а как же мы?! – дико заорал Конан, с ходу влезая в освещенный круг.
– Конан, скорее, пока чудовище не… – донесся до него слабеющий голос Айаны, словно ее уже отделяли от киммерийца бесконечные лиги.
– Кром! – зарычал киммериец, хватая Аррадерса за когтистую лапу и едва ли не в последний момент втаскивая его в круг света.
На сей раз путешествие оказалось куда менее приятным и быстрым, чем первый переход Конана от последней Рощи свайолей к храму Сета с Айаной. Их с Аррадерсом немилосердно швыряло из стороны в сторону, холод был такой, что больно становилось дышать; невидимые лапы вцеплялись в руки и плечи Конана, стремясь оторвать его от Аррадерса, зашвырнуть куда-то в самые дальние уголки преисподней… На траву заветной Рощи свайолей они оба свалились совершенно обессиленные.