Индульгенция

Прожив без малого тридцать лет на белом свете, мог ли я предположить, что стану свидетелем и даже участником события сродни евангелистским? Окажусь в ситуации, когда муж выдает жене, если можно так выразиться, карт-бланш на вольное поведение? Без всяких ограничений, в самых прямых, недвусмысленных, предельно ясных выражениях? И даже без малейшего повода с ее стороны? А вот надо же, пришлось…

В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом я в качестве прикомандированного врача оказался в вагоне эшелона, перевозившего из Казахстана в Белоруссию славных стражей неба. Уже состоялись стрельбы, ракеты попали куда надо, настроение у всех служивых замечательное. У меня тоже — ЧП не случилось, больных, раненых, ломаных нет. Тем более — с каждым днем-километром ближе к дому, семьям, женам…

Ехать почти неделю, а время в пути тянется медленно. Особенно без водки — она военным категорически не полагается. Читать можно, но надоедает быстро, темы для бесед-разговоров давно исчерпаны.

Поэтому неплохо, если образуется штука под названием «пуля» или, литературно говоря, преферанс. Еще лучше, когда коллектив для такого занятия уже проверенный, сложившийся в неоднократных «баталиях». Правильно организованная партия длится всю поездку, с перерывами на сон, еду, перекуры и исполнение прямых обязанностей службы. Ну, кто играет в преф, не даст соврать — чем дольше игра, тем интереснее бывают расклады, и, как следствие — выверты капризной фортуны.

На деньги не играли, элемент азарта привносился по-гусарски: с учетом результатов организовывалось проставление и угощение — пивком, например. По прибытии, естественно.

Среди участников тогдашней росписи был капитан-комбат по имени Виктор. «Победитель», по основополагающему латинскому корню. Командир он был хороший — в делах военных вполне грамотный, и к солдатикам относился нормально, никаких там неуставных взаимоотношений во вверенной ему батарее не терпел. К тому же слыл заядлым преферансистом и не упускал случая подчеркнуть свои умения на этом нелегком поприще.

Но в отношении разговоров о возможных вольностях касательно баб, женщин, барышень и вдов — отличался просто патологической щепетильностью, причем избирательной. То есть ему-то, безусловно, все вроде бы дозволено, а налево не ходит только из-за отсутствия таковой возможности. Особенно в степи или в лесу. А вот что и жена в его отъезды может себя не соблюсти — об этом если кто хоть намекнет… Мог допускать выражения, несовместимые с высоким званием советского офицера. Короче, ревнив был невообразимо.

Зенитчики — люди среди военных особенные, часто бывают дружны семьями, и все в компании знали: его Алла — просто ангел, с одним отличием — жива еще. Скромная, тихая, спокойная, замечательная хозяйка и строгая мать двоих детей. В общем, поводов для упреков-подозрений у него как будто не было и быть не могло.

Эшелон себе идет, время тянется, партия — своим чередом. И когда за вагонным окном замелькали родные пейзажи, компаньоны принимают решение: последний круг. Очков у всех примерно поровну, сенсаций не ожидается… но во время торга за прикуп на лице нашего Вити возникает уже знакомое всем подчеркнуто-равнодушное выражение. Тут к бабке не ходи — очень похоже, ему привалила нехилая комбинация. Торгуемся — шесть, семь… я с сомнением выдавливаю: «Восемь первых…», и позиция проясняется.

— Мизер!.. — небрежно бросает Витек.