Тимми сунул ступни в стоптанные, но такие уютные домашние шлёпанцы, и протопал в гальюн. Выйдя оттуда, он уже почти успокоился. Снова сел на край постели.
Глаза жены в свете ночника посверкивали, но она помалкивала. Знала, что подгонять его — только навредить. Да и смысл: раз уж Тимми обещал — то расскажет!
— Приснилось мне, что я в зоопарке. Примерно таком, как мы посещали на Провиденсе-два. Только побольше. Иду себе, поглядываю на клетки по обе стороны аллеи. Аллея почти как в парке: с тенистыми деревьями. Кажется, это были клёны и дубы. Веет весенний, тёплый такой, ветерок, и пахнет цветущими ландышами. Ну, или мимозой — не понял, да и не суть.
Так вот. Иду я себе, иду, вижу слева — лошадей, антилоп, быков там всяких. Травоядных, короче. В другом ряду, справа, оказались какие-то кошачьи. Хищники, стало быть: тигр, несколько львов, чёрная пантера, леопард. Леопард спал, лев тоже, а львицы, помню, расхаживали по клетке, вальяжно так, словно они — царицы вселенной. А за этим рядом оказался такой, как бы… Служебный проход. Я сдуру пошёл туда: сам не понял толком, какого … рена — меня словно на верёвке потянуло!
Тимми пришлось сделать паузу, и посмотреть на кисти: точно. Пальцы до сих пор подрагивают — тремор, как сказал бы доктор Рота. Нет, лучше не молчать, а продолжить:
— А за проходом этим — словно бы служебная половина: по периметру здоровенной площадки навалено под навесами сена — целыми скирдами, стоят одноэтажные сараи, навроде домиков, как у фермеров на НьюЛуизиане. Надписи везде: «Только для персонала». Один вольер мне очень не понравился: вот словно чую, как там что-то подлое, нехорошее, происходит! Понятное дело, подбегаю: и точно!
Там, в глубине, за толстой металлической сеткой, стоит прямо на полу странная конструкция. Как бы пирамида из обручей: кверху — всё меньшего диаметра. Между обручами — расстояние с ладонь. И всего таких обручей — пять. А ободья этих обручей по наружному краю усеяны крючьями — небольшими, блестящими, словно их специально полировали. А на крючьях, головами вниз, висят подвешенные за заднюю часть панциря — черепашки! Небольшие все такие, не больше детской ладони. И — спинками, ну, то есть, той стороной панцирей, где шестигранники — наружу. И что-то внутри меня говорит мне, что панцири эти ещё не затвердели, и легко сминаются и прокусываются!
А прокусывать есть кому: вокруг всех обручей бегают, деловито так, полчища серых огромных крыс! По тонким таким, как бы пандусам… И обгрызают у бедных черепашек — кто лапы, кто — головы, а кто и панцирь грызёт! И мне — словно по сердцу резануло: черепашки, они же кричать не могут! А как им ещё выразить, что им больно?! А крысы, с-суки такие, словно специально: не торопятся, знают, что никто им не помешает!
Ну, я заорал, заколотил по сетке: кулаками, сапогами! Меня словно и нет — ни одна тварь серая даже морды не повернула!
Ну, я стал бегать, искать дверь. Двери у этого вольера — не было!
Тогда я стал кидаться всем телом, кричал, снова лупил по сетке кулаками — кровь так и брызгала! — Тимми вновь глянул на сжатые кулаки, словно и правда — ожидал увидеть на них раны и порезы, — Не мог пробить сетку. И крысам — хоть бы что. Бегают, снуют с места на место по своим пандусам, ищут, где кусочек полакомей…
Тут я увидел, что в служебном помещении рядом с вольером словно закончили обедать — ну, персонал зоопарка. Дверь открыли, и грязную посуду выносят — всё сплошь женщины в синих халатах и домашних тапочках! Я — к ним. Кричу:
— Что же это у вас тут делается?! Что за живодёрство?!
А они словно и не слышат: проходят мимо, как будто меня и не существует! Хватаю одну за плечо — и рука проходит насквозь: нет на самом деле никакой женщины! Призрак! Я — бегом внутрь, в их комнатку. Вижу, на столе — ключи, а в стене — дверь. В тот самый вольер! Кидаюсь перебирать ключи в скважине — первым же открыл.
Вбегаю, а там…
Пирамида с обручами стоит, а живых — никого. Только обломки панцирей, нанизанные на блестящие крючья. Не знаю, почему не было уже ни крыс, ни черепашек, но мне так тошно стало — хоть волком вой! От осознания того, что опоздал!
Подошёл я тогда к этой штуке поближе, и присмотрелся. Один из обломков показался мне словно знакомым… А когда протянул руку — это оказалась Земля. Планета наша. И тут слышу сверху откуда-то смех. Противный такой — словно кто водит ложкой по кромке фарфоровой чашки: «Ха-кха-кха!»
Я кричу:
— Кто ты? Отвечай, сволочь!
И тут меня стало корёжить — ну, как на центрифуге в большом зале: я упал на пол, а меня давит, давит, буквально так, будто мозг сейчас потечёт через ноздри!.. И я понял, что сейчас просто умру. Так и не сделав ничего. Что я — беспомощен и слаб, как овечка перед тигром! И вот, когда у меня стали ломаться кости и словно мозг потёк из ушей, а внутренности как бы полезли из живота через… Ну, оттуда.