— Ты о чём это?

— Ну как же! А, да — ты же не любитель читать. Или смотреть триллеры. Саспенс. Поясню: это такое произведение, где неизвестно, кто убийца. Или маньяк. Или шпион. Иногда дают намёки: то покажут руку в перчатке, накинувшую платок с хлороформом на лицо сторожа, или часового, то — шприц, вводящий некий смертельный реагент в пластиковую трубочку системы искусственного кровообращение важного свидетеля. То — чью-то тень, поднимающуюся по лестнице в комнату молодой девушки. Показав предварительно офицера полиции, который тщетно пытается раскрыть два-три похожих жестоких преступления: убийства и изнасилования таких же девушек — обычно, кстати, весёлых и симпатичных. Некрасивым и злобным зритель сочувствует почему-то гораздо меньше.

Михаил фыркнул:

— Вполне могу этих зрителей понять. — он провёл ладонями по мягким округлостям пикантных ягодиц: благо, руки у него длинные.

— Не перебивай. А то я собьюсь с мысли. — Михаил кивнул, Мона продолжила, посмотрев зачем-то в угол, — Так вот. Ни лица, ни даже фигуры преступника обычно не показывают до самого финала фильма, когда бравый следователь путём невероятного напряжения извилин, крутых погонь, перестрелок, и плавания в пыли каких-то древних архивов, обнаруживает невероятный факт, изобличающий маньяка или убийцу. Это-то и есть основное правило любого триллера: убийца — обычный человек, без заячьей губы, без особых примет, все соседи его рекомендуют, как отличного и компанейского парня, коллеги по работе и начальство не нарадуется его деловитости и дисциплине…

А он — с детства закомплексованный, унижаемый — ну там: мамой-деспотом, или отчимом, или одноклассниками — использует свой изощрённый и обиженный на весь свет, или каких-то конкретных его представителей, ум, чтоб сделать этим другим больно. Отомстить. Или получить оргазм, лишив кого-то жизни. Ну и так далее.

Я что хочу сказать: всё происходящее строго соответствует канонам жанра. Следов — нет. Улик — минимум. Враг невидим. Недосягаем. Нет возможности ни в кого пострелять, или хотя бы позлословить — нашему Министерству пропаганды. В адрес этого самого врага. Через СМИ. Да даже призывать «теснее сплотить ряды», и «отомстить» невозможно. Кому — мстить-то?! Вместо привычных бойцам ящеров, зелёных человечков, или каких монстров — пшик! Нечто невидимое и аморфное.

Поэтому вы, офицеры «Дуайта», и вообще всё флотское руководство, можете годами чесать ваши умные репы, и просто и не подозревать, кто всё это с нами вытворяет, и почему они нас настолько хорошо знают.

А вдруг их агенты, шпиёны, до сих пор — между нас? Только — невидимы?!

Более того: вдруг они живут, скрываются, прямо внутри нас?

И отличаются от людей только модифицированными жабрами, повышенной чувствительностью к изощрённым наслаждениям, да, к примеру, изумрудными глазами?

Синельников долго молчал, сосредоточенно глядя в огромные густо-голубые, и сейчас казавшиеся бездонными колодцами, глаза с расширившимися зрачками. Думал.

С чего бы это его девушка решила подкинуть ему эту набившую оскомину, и используемую буквально в каждом втором дешёвом фантастическом боевичке идею о врагах в телах людей? Издевается? Или…

Мона первой молчания не выдержала — рассмеялась, ткнув его остреньким кулачком в мускулистый бок:

— Купила тебя! Небось, принял меня за суперзаконспирированного агента жукоидов?! Знаю-знаю: подумал именно об этом — вон как весь напрягся! Пресс прямо каменный стал! Сбежишь теперь?

— Да уж, паршивка такая: подловила. Да и вполне правдоподобно всё, будь оно неладно. — Михаил покачал головой, — У меня разыгралась прямо — настоящая ксенопараноя… А если серьёзно — то, в принципе, вполне согласуется. Гады всё о нас знают. Предвидят каждый шаг. Откровенно издеваются, и дают почувствовать своё превосходство.

И даже если и живут среди нас — как их вычислить-то? Ведь они точно: умнее…

Обидно. И выхода — не видать.

— Да, наверное. Ну что? Так и будешь думать да хмуриться, или… Приступим ко второй фазе лечения?

— Лучше, конечно, приступим. Ну-ка, где наши наручники? Я хочу наказать противную девчонку, так напугавшую бравого капитана…