«Что предпринять? Спиридонова слов на ветер не бросает!.. Срочно предупредить! Но с кем поговорить? Здесь, в Москве, нет нужных связей… Скорее в Воронеж, к секретарю губкома РКП(б) Носову!»
Было шесть часов вечера 6 июля. Муравьев ворвался в приемную губкома. У Носова шло заседание, но он вышел к Муравьеву.
— Что у вас?
Муравьев передал содержание разговора со Спиридоновой.
— Много нашей кровушки попьют еще эсеры! — Носов не на шутку встревожился, попросил телефонистку тотчас соединить с Москвой. Едва на другом конце провода ответили, его лицо потемнело. Он шепнул: — Опоздали!..
Выслушав до конца, сказал:
— Левые эсеры подняли мятеж. В три часа дня бросили две бомбы в немецком посольстве. Тяжело ранен посол Мирбах… Ленин дал указание мобилизовать все силы, немедленно поднять на ноги всех для подавления мятежа и поимки преступников… Нужно информировать членов губкома и мобилизовать воронежских большевиков… Спасибо, товарищ Муравьев.
Дерибас закрыл папку и посмотрел на Кандыбина:
— Где сейчас Муравьев?
— Это нужно выяснить. Работа воронежской левоэсеровской организации зачахла, но формально организация еще существует. Муравьев разговаривал с Носовым о вступлении в РКП(б), но решение еще не принято.
Кандыбин вызвал дежурного, выписал из дела адрес и приказал:
— Попросите приехать сюда этого человека. Да сделайте это очень осторожно, чтобы никто не знал. Будьте с ним деликатны. Объясните, что хотят поговорить по важному делу.
Дежурный ушел. Дерибас задумался: «Правильно ли мы поступили, что пригласили Муравьева в ЧК? Не напугается ли он? Согласится ли участвовать в операции против антоновцев?.. Вся жизнь этого человека, все поступки говорят о том, что он достаточно подготовлен для такого дела. К большевикам пришел после долгих скитаний…»
— Ты чем озабочен, Терентий Дмитриевич? — спросил Кандыбин.
— Думаю о Муравьеве. Мы не имеем права ошибаться.
— Я верю, что он справится, — твердо сказал Кандыбин. — Он все время действовал, руководствуясь своей совестью. И говорить с ним надо только начистоту!
— Да, ты прав.
Наступила ночь. За окном шумел ветер, ударялись и бились о стекла твердые снежинки.
Дерибас любил стихи, и ему пришлись по душе эти новые строки Валерия Брюсова. Было голодно и неспокойно. Единственная была отрада — курево… И они дымили.
Дежурный вернулся быстро. Остановился у порога и четко доложил: