Дома удивил Славик, который, пристально посмотрев на Климова, повернулся к Ирине и спросил ее:
— Мам, а он Тот?
Что именно имел в виду мальчик, осталось непонятным, однако первая часть «саммита» мужчин прошла для Ирины нормально. Вторая, впрочем, тоже.
Засыпая на груди у Климова, она подумала: «Арлетт была счастлива, но так недолго. Почему?»
LXIX
Мечи обнажив, рыскают франки по городу,
Они никого не щадят, даже тех, кто молит
пощады…
Падал неверный народ под ударами их, как
Падают желуди с дуба гнилые, когда
Ветви его трясут…
В тот знаменательный день, когда Арлетт встретилась наконец-то со своей мечтой, юношей, семнадцать лет назад спасенным ею под Диррахием, двоюродным племянником барона де ла Тура, рыцарем из Нормандии Хьюго де Монтвиллем — так вот причудливо свились веревочки их судеб, — в тот же день произошла и еще одна (тайная на сей раз) встреча Боэмунда с королем нищих Тафюром. Никто не знал, о чем они говорили, но только вскоре князь Тарентский сказал товарищам, собравшимся на совет в шатре епископа Адемара, что, если они не дадут ему, сыну герцога Гвискарда обещание сделать Антиохию его владением, он и Танкред поднимут дружины и отправятся обратно в Италию.
Остальные вожди похода напомнили храброму крестоносцу о долге нести спасение христианам и освободить Гроб Господень из рук язычников, а заодно и о присяге, данной ими императору Алексею, согласно которой все завоеванные ими земли становились его собственностью. Особенно усердствовал граф Раймунд де Сен-Жилль, единственный из всех крестоносцев не принесший клятвы греческому базилевсу. Раймунд заменил ее обещанием не вредить императору ни делами, ни словами. Несмотря на столь условную присягу, убеленный сединами, покрытый шрамами, граф Тулузы и маркиз Прованса всегда отстаивал интересы Алексея, особенно когда они входили в явное противоречие с притязаниями жадного норманна.
Разозленный неуступчивостью товарищей, в очередной раз отказавших ему, Боэмунд сдержал обещание: его отряд и дружина Танкреда покинули лагерь. Турки, как это довольно часто случалось, заслышав о том, что опаснейший враг уходит, открыли Собачьи ворота и смело кинулись на франков. Завязалась битва. Боэмунд, забыв обиды, велел рыцарям поворачивать коней.
Вылазка защитников крепости успеха не имела. Однако по лагерю все более уверенно пополз слух о том, что в этой схватке погиб не кто иной, как сам «князь» Тафюр.
Король нищих исчез, однако в городе к жене одного богатого армянина, оружейника по имени Фируз, принявшего ислам, явился человек в длинном балахоне с капюшоном, скрывавшим лицо. Фируз не только не прогнал незнакомца, покушавшегося, как могло бы показаться сначала, на верность супруги, а, напротив, упал на колени и стал просить гостя простить его за неразумие. «Я прощу тебя, — сказал незнакомец. — Но ты должен помочь вернуть город тому, кому он по праву принадлежит — христианам». Целуя руку гостя, Фируз прошептал: «Я сделаю все, как ты велишь, только прости меня, Господи».
Фируз заснул счастливым, а утром решил, что все ему привиделось. Он едва не избил жену, решившую так коварно провести его, однако сомнения одолевали Фируза, и он не нашел ничего лучше, чем спросить совета у начальника. «Поди проспись, — закричал тот и ударил его палкой. — Нечего беседовать с духами!» — «Но это был не дух!» — возразил Фируз. «Ну что же, — засмеялся турок. — Тогда мне понятно, он пришел оценить прелести твоей жены. Любой, кто отведал их разок, вряд ли откажется нанести повторный визит, — он понимающе подмигнул Фирузу. — Я-то уж знаю, дружок, и поверь, не понаслышке».
Затем он прогнал Фируза. Тот вернулся домой и набросился на жену с кулаками. Однако в полночь к нему явился все тот же человек, который на сей раз не скрывал своего лица. Сомнений быть не могло: перед Фирузом предстал сам Христос. Наличие двух ангелов полностью устранили из души раскаявшегося грешника все сомнения. «Не вздумай обмануть меня! — пригрозил Иисус на прощание. — Или я жестоко покараю тебя и весь твой род!»
Следующей ночью Фируз начал действовать.
Господь не случайно остановил выбор именно на отступнике. Армянин начальствовал над башней Двух Сестер, находившейся на юго-западе Антиохии, как раз напротив выстроенной среди гор огромной деревянной башни Танкреда, дружина которого квартировала в полуразрушенном монастыре Святого Георгия.