Остановившись напротив очередного «общего дома» — обычного приземистого барака, Сухов понаблюдал за работой местного плотника: любопытным инструментом фроу, похожим на гнутое долото, и киянкой тот разделывал ствол дерева — колол дранку для кровель.
Олег оторвался от созерцания производственного процесса и перевёл взгляд на лес за рекой.
Ближе к берегу заметны были порубки, а дальше деревья стеною вставали, уходя к западу, поднимаясь на холмы и спускаясь в сырые низины, до самых Голубых гор.
Командор вздохнул. Его тянул этот нехоженый простор, влекла огромная страна, не тронутая тлетворным дыханием цивилизации. Там, за далёкими горами, текли чистые реки, кои, ежели и были перегорожены, то лишь бобровыми плотинами.
А воздух тамошний был прозрачен и свеж, не испоганенный ничем, кроме дыма походного костра.
Правда, в любой момент могла просвистеть индейская стрела, обрывая жизнь романтику, не приспособленному к первобытному строю, и всё ради того, чтобы его скальп украсил вигвам молодого ирокеза или гурона, желающего стать великим воином.
Сухов усмехнулся. Каждый понимает «великую американскую мечту» по-своему…
Он уже повернулся, чтобы идти обратно, как вдруг расслышал топот, а в следующую секунду из-за «общего дома» выбежал Акимов.
Углядел Олега и выдохнул:
— Галя пропала!
Бесцеремонно растолкав зевак, столпившихся на пристани, Сухов поднялся на палубу.
— Диего! — рявкнул он. — Живо десять человек на ту сторону этого хренового городишки, десять на ту! Надо опросить местных, не видел ли кто молодой девушки-индианки в европейском платье. Найдут кого, пусть волокут на корабль и всё вызнают. Живо!
— Слушаю!
— Моллар! Сбегай к здешнему руководству, кто тут у них — губернатор? Пусть тоже ищут! Это самое… Намекни, что станется с Джеймстауном, если меня из себя вывести!
— Понял! — ухмыльнулся капитан «Симурга». — Бегу!
— Командор!
Олег обернулся на зов. К нему подскочил Хиали и указал на берег:
— Мы находить молодой моряк, звать Гвилим. Его пытать и душить.
Сухов опять вернулся с корабля на сушу.
Пара индейцев-карибов расступилась. На расстеленном плаще лежал Гвилим Чэнси. Тело Гвилима Чэнси.