Тогда, в 30-е годы, почти в каждом более или менее значительном населённом пункте открыли магазины со странным названием «Торгсин». Это слово мы расшифровывали как «Торговля с иностранцами». Эти магазины скупали у населения золотые, серебряные изделия и всякого рода украшения из драгоценных камней. Фактически там происходил своего рода обмен их на белую муку-крупчатку, сахар и прочий дефицит. Мама в первую очередь отнесла туда золотые нательные кресты взрослых (у нас, детей, их и не было!) и только после этого – другие, невесть какие богатые украшения, оставив себе все-таки любимые золотые малюсенькие серьги. А в годы моей активной детской «атеистической» деятельности мы, ребятишки, с особенным усердием и упоением ставили для взрослых массу «безбожных» спектаклей, которые с видимым удовольствием посещали взрослые, и их одобрительные аплодисменты и угощения, конечно, нас поощряли. Да в каких только «союзах» и обществах мы, дети, тогда не состояли! Даже в МО 11-Ре! (Международная Организация Помощи Революционерам), Осоавиахиме и т. п. имели «членские билеты» и даже платили членские взносы, копеечные, по «детскому тарифу».
В нашей семье всего родилось семь детей, но трое умерли ещё в младенчестве (что по тому времени не являлось редкостью), и до начала войны нас дожило четверо: два моих старших брата, моя младшая сестра и я. Пытался я несколько раз составить генеалогическое древо нашего рода, но отец мой никогда не посвящал нас в свою родословную, и дальше своего деда Данилы и бабушки Кати по материнской линии я так ничего и не узнал. Это сегодня многие уж очень дотошно разыскивают свои «дворянские» или даже «графско-княжеские» корни, если даже фактически их и не было, чтобы как-то подчеркнуть свою «белую кость» или «голубую кровь», лишь бы хоть чем-то выделиться из общенародной массы и получить какие-нибудь морально-политические привилегии.
А вот по боковым ветвям нашего рода мне хорошо были знакомы другие дети и внуки Карелиных, жившие недалеко от нас. Это брат мамы, Петр Данилович Карелин, тоже дорожный мастер, коммунист, в 1937 году совершенно неожиданно попал под репрессивный каток и был расстрелян как «враг народа». Остались у него не совсем здоровая жена и пятеро детей, которым удалось выучиться, пережить войну. Дети Петра Даниловича, младшая его сестра Клавдия Даниловна (1915 года рождения), работавшая телеграфисткой на крупной узловой железнодорожной станции по тому времени на весьма ответственной должности, несмотря на репрессированного брата, никогда не чувствовали каких-либо притеснений, как члены семьи «врага народа» (ЧСВН), как об этом ныне кричат на всех углах активисты прозападного «Мемориала». Кто-то из этих детей честно отслужил в Армии или на Флоте, а кому из них даже доверяли работу, связанную с государственными секретами. Некоторые ушли из жизни только недавно, в постсоветское время, другие живы и теперь.
Может, никого из них не преследовали потому, что никаким «врагом народа» мой дядя Петя не был, а понадобился как ритуальная жертва действительным врагам общества. Во-первых, для помех развитию индустриализации и экономики предвоенного периода, убирая честных и умелых работников и руководителей. Помните, когда Хрущёв, будучи на Украине, посылал в политбюро многотысячные списки на расстрел, и Сталин был вынужден одёрнуть его, написав на таком списке: «Угомонись, Никита!» (другие утверждают, что слова были – «Уймись, дурак!»)?
Во-вторых, этим они создавали негативный образ набиравшего авторитет и народную любовь руководителя страны Сталина, чем пользуются и ныне всякого рода антисталинисты-антисоветчики.
Должен честно сказать, что тогдашние поиски «врагов народа» заражали многих. Но что удивительно: наряду с этой намеренно широкой кампанией происходило мощное воздействие на умы (и не только молодежи), воспитывавшее любовь к нашему строю и идеалам коммунизма. Достаточно вспомнить только фильмы и патриотические песни того времени. И это необычайно обостряло и чувство любви к Родине, и сознание высокого патриотизма. С этими чувствами мы вступили в священную войну против гитлеровской фашистской Германии. С ними и победили, пройдя почти через 4 года тяжелейших испытаний. Вот только теперь, в «новой» России, о патриотизме не только мы, старики, но и многие, родившиеся после нас, говорим с ностальгией и в голосе, и в душе.
Но вернёмся к моей довоенной жизни и нашей семье того времени. Как я уже говорил, у меня было два брата. На старшего из них, Ивана (1918 года рождения), я, когда заметно вытянулся ростом, был так похож внешне, что нас часто путали даже знакомые.
Так вот, Иван отличался разносторонними способностями: прекрасно играл на самых разных музыкальных инструментах, удивлял всех талантом рисовальщика, считался одаренным в математике. Его учитель иногда за оригинальные решения задач выставлял ему вместо «пятерки» «шестерку». Кстати, сразу же по окончании 10-ти классов он был приглашен на должность учителя математики в нашу поселковую школу-семилетку.
В 1937 году он был призван на военную службу в береговую охрану Тихоокеанского флота, где успешно осваивал и специальность радиста, и одновременно исполнял роль учителя в группах ликвидации малограмотности и неграмотности среди красноармейцев и краснофлотцев, что в те годы не было удивительным. В начале 1942 года он оказался в действующей армии. Находясь в составе 5-й Ударной армии Южного фронта, участвуя уже в освобождении Запорожья,
Второй брат, Виктор, старше меня на три года, особыми талантами не выделялся. После окончания средней школы он год поработал на железной дороге помощником дежурного по станции, хотя никаких курсов для этого не проходил. Просто мы, дети железнодорожника, были «хорошо подкованы» в разных профессиональных направлениях, познаниях. Я, например, учась в 3–4 классе, «на зубок» знал все правила, записанные в инструкциях по «путевому хозяйству», и даже на экзаменах, которые принимал отец у своих рабочих и путевых обходчиков, пытался подсказывать тем, кто затруднялся с ответом.
Виктора в 1939 году призвали в воздушно-десантные войска на Дальнем Востоке. Незадолго до начала войны бригаду ВДВ, в которой он служил, перебросили на Украину, где ему и довелось встретить первые удары фашистской военной машины, и испытать горечь отступления. При обороне Северного Кавказа он был ранен, лечился в госпиталях и погиб (вернее – пропал без вести) в декабре 1942 года где-то под Сталинградом.
Сестра моя Антонина Васильевна (1927 года рождения) после 1945 года избиралась в наш поселковый Совет депутатов трудящихся. А после переезда на жительство в Ленинград, работала с секретным делопроизводством в одном из райвоенкоматов города. Доверяли ей, несмотря на репрессированного отца.
До 7-го класса я учился в нашей поселковой школе (там я вступил в комсомол), а с 8-го класса и дальше мог учиться только в железнодорожной средней школе города Облучье, расположенного километрах в 40 по железной дороге от станции Кимкан, нашего постоянного места жительства. Тогда я по собственной инициативе написал Наркому Путей сообщения Л.М. Кагановичу письмо, в котором рассказал о трудностях нашей семьи в обеспечении моего желания дальнейшей учебы, в том числе и то, что отец – железнодорожник и в 1938 году осужден за халатность на 3 года.
Вскоре я, школьник, получил правительственное письмо, в котором распоряжением Наркома мне обеспечивались за счет железной дороги все виды платежей за обучение до получения среднего образования и проживание в интернате при школе, а также бесплатный проезд по железной дороге к месту учебы и обратно. Я хорошо запомнил характерную подпись на официальном бланке письма:
В отличие от нашей поселковой школы, в Облученской средней школе мы ежедневно после уроков занимались в разных оборонных кружках, и это фактически была хорошо организованная военная подготовка. Штатных военруков в школе не было, а в определенное время в школу или интернат приходили к нам настоящие сержанты из воинских частей, располагавшихся в городе, и тренировали нас по всем оборонным, как тогда говорили, предметам. Некоторые мальчишки, кроме того, ходили на занятия в аэроклубы, где учились и самолетом управлять, и с парашютом прыгать, что давало им преимущество – уже после 9-го класса поступать в летные училища. Уже после войны я пытался разыскать моих школьных товарищей по нашему выпускному 10-А классу, но безуспешно. Никого из ребят так и не нашёл, наверное, всех подобрала под себя война.
Я лично окончил школу с отличными оценками по всем предметам и получил аттестат № 1 с «Золотой каёмкой». Золотых медалей тогда ещё не было, они стали вручаться лишь после окончания войны с 1945 года. В июне 1941 года, буквально за два дня до начала Великой Отечественной войны, мы завершили учёбу в средней школе. И с нашего «выпускного бала» будто началась совершенно другая глава жизни, не только нашей, юношеской, но и всего народа, всей страны нашей. Ведь тогда, 22 июня, началась долгая, почти на 4 года, тяжелая война. На алтарь Победы в ней, ради разгрома германского фашизма, угрожавшего не только нашей Родине, а всему человечеству, наша страна положила миллионы жизней советских людей. Вот и наш штрафбат вложил свою посильную лепту в эту Победу. Но до неё ещё надо было дойти через многие испытания, кровь и смерть.
Я категорически против тезиса о том, что войну выиграли штрафники, тем более, когда Победу связывают с заградотрядами. Проследим возможное количество штрафбатов на фронтах Великой Отечественной воны. Например, возьмём только наиболее активный в военном отношении 1944 год. В нём общее число имевшихся в Действующей армии штрафных батальонов на каждый фронт было не до 3-х, а в основном только по одному. Среднемесячно на всех фронтах суммарно их было не боле 10–11.
Давайте произведём несложный расчёт-анализ. Самое крупное воинское объединение в войне 1941-45 гг. ФРОНТ, в составе которого в зависимости от стратегических задач было 5–7, а то и более общевойсковых АРМИЙ, которые, в свою очередь, состояли из корпусов, дивизий. Возьмем для расчёта только количество дивизий, которых в Армии могло быть от 5 и более. (Для упрощения в нашем анализе не будем принимать в расчёт более мелкие фронтовые и армейские части.) Дивизии, в свою очередь, состояли из 5–6 полков: стрелковых, артиллерийских, танковых, тоже не считая 4–5 отдельных батальонов. Стрелковый полк, как правило, состоял из 5–6 батальонов и равных ему дивизионов. А теперь с очень большим допущением посчитаем, сколько же было в ОДНОМ ФРОНТЕ батальонов и им равных воинских формирований. Получится где-то около 5 тысяч батальонов. А штрафные батальоны формировались, как правило, ОДИН на фронт. Получается, что штрафбат – это
А такое у нас было только в боях от Курской дуги до завершения боёв за Брест. Остальное время от Сталинграда до Берлина батальон воевал поротно: одна рота воюет, другая формируется… Можем ли мы при этом считать, что штрафбаты сыграли решающую роль во всеобщей победе? Только бессовестные борзописцы позволяют себе такое, тем более, если они верят не фактам, а вымыслам всяких Володарских и иже с ними. Ведь ныне покойный Володарский неоднократно уверял, что штрафбатов была ОДНОВРЕМЕННО в действующей армии ТЫСЯЧА! Может, Вы помните одну из телепередач «Линия жизни», где тогда ещё самоуверенный сценарист уточнял эту цифру, «снизив» её до 980(!!!). И наше ТВ такой бред транслировало не один раз.
Не стоит умалять значение и роль штрафбатов в других масштабах, когда они для выполнения отдельных или особых задач передавались временно в состав Армии или дивизии, действующей на главных или весьма ответственных направлениях. Например, в Рогачёвско-Жлобинской операции февраля 1944 года наш батальон был передан 3-й Армии генерала Горбатова и своим 5-суточным дерзким рейдом в тыл противника настолько дезорганизовал немцам управление своими войсками, что это помогло дивизиям армии Горбатова овладеть сильно укреплённым оборонительным рубежом фашистов и взять город Рогачёв. Именно из этого района была впоследствии начата крупнейшая стратегическая операция «Багратион».