– Вы делали заявку на формирование нового полка в транспортной дивизии. Ставкой принято положительное решение, но, в соответствии с вашей докладной запиской, в полк будет поступать новая техника. Транспортно-десантные самолеты большой грузоподъемности, разработка которых завершается, к вам они поступят для войсковых испытаний. Правда, мне не совсем понятна ваша позиция по объемам их выпуска. Почему такие скромные цифры?

– Товарищ Сталин, это переходные модели. В ближайшем будущем поршневые двигатели будут заменяться на реактивные. К этому надо быть готовыми. Задел по транспортным машинам не пропадет, на основе опыта их конструирования и эксплуатации будут разработаны новые, гораздо более мощные модели. То же и по стратегическим бомбардировщикам. А вот по фронтовой авиации вопрос сложнее, гораздо больше отличий.

– Вы хотите сказать, что не имеет смысла тратить деньги на машины, которые скоро устареют и будут подлежать замене следующим поколением?

– Так точно. Кроме того, война кончается, а машины мирного времени и военного времени также отличаются. Нет необходимости максимально упрощать производство для массового выпуска в ущерб характеристикам. Да и квалификация летчика, тщательно подготовленного в спокойной обстановке, гораздо выше летчика ускоренного выпуска в условиях войны. Плюс, естественно, переход на новый уровень и, как следствие, резкое повышение боевых качеств. Нет необходимости выпускать многие тысячи машин.

Сталин кивнул, видимо, снова услышал то, что хотел.

– Вот видите, товарищи, командующий армией думает об экономической составляющей войны, а некоторые из вас – нет! Для чего эти грандиозные планы по выпуску новых самолетов, если они безнадежно устареют уже через несколько лет? Нам с большим трудом достаются эти средства, а вы предлагаете пустить их на ветер! Товарищ Вознесенский, я поручаю вам проанализировать предложения министерств и внести коррективы. Продолжайте, товарищ Северов.

– По бригаде спецназа военной разведки. Укомплектованность легким вооружением и автомототранспортом достаточная. Ведется боевая подготовка в соответствии с утвержденными планами. Единственный вопрос – оснащение роты подводных диверсантов. Акваланги, подводные буксировщики и мины обещают дать в течение этого года, а вот по подводному оружию даже сроки неизвестны.

Сталин выразил удовлетворение состоянием дел и всех отпустил, а когда стали выходить в двери, вдруг сказал (Северов даже непроизвольно вздрогнул):

– А вас, товарищ Северов, я попрошу остаться.

«Штирлиц, блин! А что, если… Да ну, не может быть!»

Иосиф Виссарионович последнее время много думал о том, что же будет после войны. Он был реалистом и понимал, что совместная победа над Третьим Рейхом и Японией ничего принципиально в позиции США и Англии по отношению к СССР не изменит, скорее наоборот. Раздувать пожар мировой революции или рассчитывать на то, что рабочее движение в развитых странах сможет кардинально изменить их политику, по меньшей мере глупо. Что остается? Открытое противостояние? А кто наши союзники? Великая Монголия? Хорошие ребята, но в существующем раскладе сил малозаметные. Понятно, что страны, куда ступила нога нашего солдата, должны оказаться в сфере влияния СССР, но и тут не все просто. Делиться своими размышлениями и сомнениями Верховный Главнокомандующий пока ни с кем не собирался, а вот послушать людей, которые могли предложить что-то новое, было бы полезно. И тогда Сталин вспомнил о Северове. Этот совсем молодой человек неоднократно привлекал его внимание своими идеями, причем не только в сугубо военной области. Поэтому Иосиф Виссарионович решил поговорить с ним, задать вопросы и послушать ответы, вдруг наведет его на нужные мысли.

– Товарищ Северов, война подходит к концу. Вы всегда смотрели далеко вперед, не может быть, что не думали об этом недалеком будущем. Каким вы его видите, я имею в виду не армию, а послевоенную Европу?

Олег был озадачен, скрыть это было трудно. Сталин улыбнулся:

– Говорите свободно, мне интересно мнение человека, который уже вступил на землю Германии. Вы пообщались с Роммелем, результат оправдал наши ожидания. Вы предположили наличие заговора и даже назвали одну фамилию. Сразу могу сказать, что вы не ошиблись ни в том, ни в другом. Поэтому я хочу знать, что вы думаете о послевоенном устройстве.

«Эх, нырять, так до дна! А вдруг Сталин мне поверит и после войны кое-что пойдет иначе? Ради этого стоит попробовать!»

– Да, товарищ Сталин, я, конечно, думал об этом. Но все-таки я военный человек, полнотой информации не располагаю, поэтому мои мысли могут оказаться… хм, наивными, что ли. Рассчитывать на то, что коммунисты смогут получить поддержку безоговорочного большинства населения во всех странах, нельзя. И давить тоже нельзя. Поэтому надо консолидировать вокруг них все дружественные нам политические силы. С нами многие готовы работать, но не все эти люди – коммунисты, и многие никогда ими не станут, но я считаю, что при правильном подходе они принесут огромную пользу нашему общему делу.

– При правильном подходе?

– Каждый человек себя определенным образом позиционирует в этом мире. Они не готовы работать по принципу «куда Родина пошлет», как это часто бывает у нас. Но если мы сможем обеспечить их привычной для них работой, в соответствии с их желаниями, да еще отметим их успехи, они горы свернут. Есть вещи, в которых я уверен. Законы развития общества так же объективны, как и законы развития природы, и если мы их еще не познали, это не значит, что они не работают. Попытка противоречить объективным законам будет иметь очевидные последствия, к сожалению, в обществе они проявляются не сразу. Если морковь тащить за ботву, она не созреет раньше положенного времени. По факту наша страна находится во враждебном окружении, поэтому нам важна даже нейтральная позиция других стран, а если это страна с большим промышленным потенциалом, если это страна в непосредственной близости от наших границ, да еще есть шанс сделать ее нашим союзником, то это надо делать. Построение коммунизма на сегодняшний день не является ближайшей задачей, поскольку сначала надо завершить строительство социализма. Причем не только в СССР, но и в странах, являющихся нашими ближайшими союзниками. Но социализм – это не только промышленный потенциал, не только определенный уровень жизни, это еще и воспитание граждан наших стран, соответствующие общественные отношения, поддерживаемые на сознательном, а не палочном уровне. А на это требуется время. С учетом того, что нам необходимо восстанавливать разрушенное войной хозяйство, что кроме этого предстоит заниматься повышением уровня жизни населения, излишнее давление в вопросах социалистического строительства, особенно в конституционных монархиях Бенилюкса, Дании и Норвегии, считаю большой ошибкой. В Германии, Чехословакии, Венгрии и других странах Восточной и Центральной Европы курс на построение социализма, мне кажется, будет воспринят правильно. Но их переход к социалистическому хозяйству привнесен извне, поэтому имеет смысл сначала в большей степени, чем в СССР, развивать коллективные формы собственности. А в странах Западной Европы можно сохранить конституционные монархии, своих королей и королев там любят, они сохранили доверие населения, отказавшись сотрудничать с нацистами. Там прекрасно понимают, что мы можем взять, что захотим, но предлагаем взаимовыгодное сотрудничество, не унижая их достоинство и не нанося ущерб их экономике. Думаю, они это оценят. Помните, как у Тютчева? «„Единство, – возвестил оракул наших дней, – быть может спаяно железом лишь и кровью…“ Но мы попробуем спаять его любовью, а там увидим, что прочней…»

Сталин молчал, он не спеша подошел к окну и смотрел в него, иногда чуть заметно покачивая головой.

– «Из переполненной господним гневом чаши кровь льется через край, и Запад тонет в ней. Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши! Славянский мир, сомкнись тесней…» – наконец тихо продекламировал Иосиф Виссарионович и опять замолчал.