— Как что? — отпустила я наконец узел галстука, и начальник повалился на пол, зачем-то закрывая голову руками. — Я здесь работаю! И вообще, для вас я — Ксения Михайловна!

— Она сошла с ума, — с сожалением констатировала Люда, обращаясь к Алисе. — На почве безработности.

Я хотела было с ней поспорить, но, когда из моего (ха-ха, спорный момент) кабинета вышел не то вернувшийся, не то вовсе никуда не уезжавший Бычков Андрей Валентинович, разумно прикусила язык.

— Что происходит? — спросил новоявленный меня. Я лишь пожимала плечами, глупо хихикая. Как и подобает душевнобольной. — Что с вами? — обратился тот уже к начальнику.

— Она хочет моей смерти! — прохрипел Бойко, наконец освободив свою голову от своих же рук, а горло — от слишком тугого узла галстука. Бычков помог ему встать.

— Борисова! — с гневом и слезами пытался докричаться до меня очухавшийся босс. — Ты уволена! Еще неделю назад! Смирись! И прекрати сюда приходить! И вешать свою фотографию на стену почета!

— Это не я вешала! — возмутилось все мое естество. Вот стоит только в чем-то одном провиниться, тут же все грехи готовы приписать!

Только вот что происходит-то? Переход не осуществился? Я осталась в несчастливой жизни? Но Надька сказала, что я продаю толчки… Что происходит? Я перешла обратно всего через час, а не через сутки, как обычно?

Я попыталась пойти к лестнице, но пошатнулась и едва не упала.

— Да что вы с ней разговариваете? — сказал кто-то у меня за спиной. — Она же в дугаря пьяная!

После этих слов мой глаз приметил одинокий невзрачный диванчик в коридоре прямо под доской почета; понимая, что до дома не дойду, я прыжками его достигла и грохнулась, через секунду погрузившись в сон.