Я стоял на крепостной стене, глядя на море огней, колышущихся на ветру. Там, внизу, тысячи людей, вооруженные, алчные, они пришли в мой дом, чтобы взять то, что им не принадлежит. Странно, но после разговора с Ольгой я смотрел на это все немного иначе. Почему-то вспомнилась квартира моего приятеля Алексея в Москве. Он жил в высотном доме на двадцатом или двадцать первом этаже. И когда я бывал у него в гостях, мы часто выходили на балкон покурить, потрепаться, глядя на ночной город. Там так же стлались под нами тысячи разноцветных огней. Ровные бусинки фонарей вдоль широких улиц. Яркие блики автомобильных фар, окна в домах. Глядя на город сверху, я почему-то всегда испытывал чувство умиротворения. Прилив положительных эмоций наполнял мою сущность, надолго оставляя от таких визитов приятные воспоминания.

Почему-то здесь и сейчас, на высоких башнях возведенной мной когда-то крепости, возникало то же самое чувство умиротворенности. Эти стены уже смогли однажды удержать осаду. Хоть и наспех поставленные, сумели уберечь все, что было скрыто за ними. Сейчас прочность каменной кладки не имела значения. Все тленно по обе стороны от них. Ольга права. Я действительно стал бельмом, занозой. Я нарушил естественный ход событий, вмешался не в свое дело. Почему, вытянув «счастливый» билет в этот век, я решил, что просто обязан повлиять на все происходящие в нем события? Кто сказал, что я имею на это право? Я что, получал четкие инструкции? Или, быть может, считал своим долгом переписать известные мне страницы истории? Артефакты, которых, как оказалось, немало, созданы не для забавы. Быть может, они существуют только для того, чтобы просто наблюдать за событиями. Пусть даже и вмешиваться, но делать это осторожно, незаметно, помня об ответственности за все последствия. Я уже наломал дров. Уже вывихнул ход событий. Уверен, гибель семьи лишь малая плата за такое грубое и беспринципное вмешательство. Это ответная реакция самой материи пространства-времени на инородное внедрение. Уничтожение крепости должно стать жирной точкой в этой нелепой сказке. Уже через пару десятков лет не останется свидетелей. Еще через двадцать забудут или исказят происходившие здесь события. И все вернется в прежнее русло, выправится. Смешно, но сейчас чувствую себя, как школьник, которому показали его безобразное поведение. Не наказали, нет, но подробно и внятно объяснили, почему не следовало так поступать. Напоследок я собирался сделать еще одну глупость. Отомстить Михаилу за все, что он совершил. Но, поразмыслив над поучением Ольги, понял, что не стану этого делать. Убив никчемного князька, я сделаю его жертвой. Поставлю в ряд мучеников, пострадавших от злых деяний антихриста, князя-колдуна, Коваря, ареда. А так, оставив его живым, я докажу потомкам, что это не так. Летописцы, быть может, и соврут, приукрасят, но надеюсь, что все же вместе с добрыми его делами не забудут упомянуть и позорные страницы. Время рассудит, коль посчитает нужным, а мое дело — сторона. Я научусь быть терпеливым, способным сдерживать собственные сиюминутные порывы, желания. Хочу верить, что последняя битва за эту крепость станет для прочих завоевателей хорошим уроком, неким призывом к тому, чтобы научиться решать споры мирным путем, а не войнами и грабежом. Наивно. Сам понимаю, но вдруг.

Одиннадцать моих стрелков, четверо спутников ведьмы Эгиль, сама ведьма, поднявшаяся на стены крепости, стояли с оружием в руках. На каждого по полсотни осколочных ракет, по десятку зажигательных бомб. Мы продержимся максимум полчаса или час. Войска Кухуда и Хамлыкские наемники подошли к стенам вплотную, так что даже если попытаются спастись бегством, то только по головам своих соратников.

— Давайте уже стрелять! — выкрикнул я, взводя курки ракетной установки.

В ответ мне щелкнули спусковые механизмы других оборонительных орудий. Первый залп расписал утреннее небо черными спицами дымных шлейфов, мгновенно размазавшихся на сильном ветру в сплошную завесу. Десяток горчичных зарядов разорвались в небе над вражеским станом, оседая серо-желтым облаком на буйные головы. Жгучее зелье подействует не сразу, поэтому я не торопился, заряжая ракетницу осколочными. Если сын Рашида, Ирмек, действительно среди тех, кто стоит сейчас у стен крепости, то он, пожалуй, единственный, кто знает, что должно произойти. Если только не пытается сыграть с судьбой в азартную игру и не ведет сейчас отряд диверсантов по тоннелям подземелий, нашпигованным ловушками и минами. Мне все равно, сколько будет длиться осада. Мы отстреляем весь запас, что вынесли из складов, а потом просто уйдем. Нападения со стороны реки быть не может. Еще ночью, последний караван Олая взорвал за собой прибрежный лед. Так что атаки с тыла просто не может быть. На всякий случай там сидит снайпер, который способен удержать портовую часть крепости чуть ли ни в одиночку и даст сигнал, если кто-то все же прорвется с той стороны.

Второй залп малых осколочных зарядов подчистил ряды осаждающих у самых стен. У этих ракет почти не было заряда на дальний полет, так что я решил использовать их в первую очередь. Все стреляли без команды, по готовности. Старались выдержать очередь, чтобы не лупить в одно и то же место, наблюдая за тем, как происходит ротация войск в открытом поле перед главными воротами. Нападающие готовились к долгой осаде. Видимо, получив от предателя какую-то информацию, они использовали железные щиты и даже научились строиться малыми группами, закрываясь от осколков ракет. Не очень-то им это помогало, но подтащить к воротам таран они сподобились. Другое дело, что первые же пять кувшинов зажигательной смеси, брошенные почти наугад, превратили эту связку бревен в большой костер. В нашу сторону летят тысячи стрел. Только в мой защитный экран, сплетенный, как кольчуга, из стальных колец, ударились пять или семь только за последнюю минуту. Стреляют ордынцы прицельно и умело, так что подставляться не стоит. Обреченная на заклание крепость не стоит того, чтобы словить за нее стрелу в грудь. Кольчужные экраны, прикрывающие каждую ракетную установку, защищают нас от стрел и камней, пущенных из баллист, пращей и тугих монгольских луков. Осада не то что прежняя, ведется очень умело, слаженно. Ордынцы быстро выучили уроки прошлых поражений.

Быстрым шагом иду вдоль стены со связкой гранат. Нужно проверить так называемые слепые зоны. Я не рискую, не высовываюсь в бойницы, просто бросаю по одной гранате в каждую из них, не очень-то беспокоясь насчет того, попадут они в цель или нет. Боеприпасы на исходе у всех, а нам еще надо обеспечить отступление. Выходя на боковую лестницу, привлекаю к себе внимание стрелков.

— Отступаем!

В это время со стен падают неуправляемые бронзовые змеи, начиненные полными баками зажигательной смеси. Языки пламени поднимаются на уровень сторожевых башен. Огненная стена на короткое время отгоняет войска от ворот.

Отряды ордынцев не унимаются. Прикрытые тяжелыми щитами, вплотную подобрались к главным воротам и теперь пытаются выбить их с петель небольшим ручным тараном. Уж чего-чего, а упорства им не занимать. Железные петли трещат, выжимая опорное крепление из стены собственным весом. Пропуская вперед Ольгу и ее спутников, выхожу на гостиный двор. Стрелки выводят оседланных лошадей через калитку второй оборонительной стены. От центральной башни к нам спешит Савелий, снайпер, который держал оборону тылов. Вставая за нами, стрелок вскидывает винтовку, целясь в арку, где уже трещат окованные железом ворота.

— Нет смысла, Савелий, — остановил я снайпера, так и не сделавшего пока ни единого выстрела. — Уходим!

По приставленным с вражеской стороны лестницам на стены взобрались несколько десятков человек. Немного удивленные тому, что вдруг не встретили сопротивления, они на мгновение замешкались, но сообразив, что рубеж сдан, бросились открывать ворота.

Не люблю я верховые поездки, но выбирать не приходится. Хорошая скаковая лошадь сейчас единственный шанс на успешное спасение. Осмотрев своих спутников, я дал команду ведущему опустить мост через ров со стороны порта, а сам запустил грузики запального механизма у входа в подземное хранилище. Теперь обратного пути нет. Быстро разворачиваю коня и мчусь к упавшему мосту. Здесь узкая тропинка ведет к реке, к единственному месту, где лед еще был целым. Нам следовало бы не привлекать внимания, но ордынцы окружили крепость со всех сторон. Нас, конечно же, заметили и тут же бросились в погоню. Тем временем я слышал, как гудела толпа захватчиков, вломившаяся во внутренний двор крепости. Горстка преследователей спустилась с крутого берега и так же, как и мы, вышла на лед. Такая возможность во время планирования отступления была предусмотрена, поэтому последний из стрелков, не сбавляя темпа, перекинул в одну руку связку небольших кувшинов, поджег фитиль и, свесившись, аккуратно бросил позади себя. Небольшой взрыв должен хоть немного повредить лед и умерить пыл преследователей. Но всадники, только заметив оставленную ловушку, тут же развернули лошадей. Прогрохотавший взрыв никак им не повредил, но заставил прекратить погоню. Фитили в подвале уже должны были полыхать в полную силу. Никогда нельзя было рассчитать с точностью до секунды. Вот и мне в целях безопасности пришлось делать все с запасом. Мы уже взобрались на берег реки с противоположной стороны, когда оранжевые всполохи с густой черной каймой вырвались из-под стен. Всю крепость, казавшуюся с такого расстояния маленькой, окутали клубы дыма. Кирпичные своды раскалывались, осыпаясь внутрь двора. Взрывы звучали не синхронно, с некоторой задержкой. Правду сказать, я думал, что грохот будет похлеще того, что когда-то смел в один момент всю военную верхушку ставки Батыя. Нет, большого фейерверка не случилось. Даже не все стены развалились, хоть я и закладывал заряды под несущие балки и опоры. Протяжное грохотание длилось не больше десяти секунд, затем все стихло, и только языки пламени разгорающихся пожаров озарили утренние сумерки. Вот так, одним росчерком, ба-бах — и стер труды тысяч людей, годы стараний, бессонные ночи, переживания. За короткое время крепость стала легендой, обросла слухами, доказала свою мощь. И теперь решающий момент, она не позволила алчным захватчикам поглумиться над собой. Единственным взрывом похоронила все свои тайны. Даст бог, буду жив, еще вернусь в это место, но сейчас нет смысла оглядываться в прошлое. Как бы мы ни старались, вывезти все со складов и погребов было невозможно. Захватчикам будет чем поживиться. Тем, кто уцелеет. И самое главное, чего они добились, так это сломили легенду, взяли крепость, считавшуюся неприступной. Теперь другим городам придется несладко. Весть о падении Змеигорки заставит многих князей и бояр пойти на попятную. Ольга права: удельные феодалы никогда не примут идеи объединения без внешней угрозы. Без орд захватчиков, бесчинствующих на их землях. Пусть пройдет не одна сотня лет, прежде чем они придут к мысли о едином сильном государстве. Я не должен был вмешиваться.

Долго пялиться на руины, охваченные пожаром, не было смысла. Я лишь пришпорил коня и направился вдоль берега. Впереди февраль, морозы отступят не скоро. Буду считать путешествие по этой заснеженной равнине росчерком пера на белом листе бумаги. Новой страницей. Попытка создать империю вокруг своего раскормленного величия с треском, я бы сказал, с грохотом, провалилась. Иначе и быть не могло. Я не смогу быть таким тираном, как ордынские ханы. Не смогу только брать, грабить, захватывать. Я цивилизованный человек, а не дикарь. Да, многие тысячи людей остались сейчас без крова, без уютного убежища, которым была моя крепость. Но они хотя бы живы. У них есть средства и ремесло, которое я им дал. Приживутся, устроятся. Все ж лучше, чем бесславно погибнуть на крепостных стенах. Бросив их, оставив на произвол судьбы, я избавляю несчастных от ответственности за свои дела. Их умения и опыт найдут достойное применение. А мне пора повзрослеть и перестать корчить из себя всесильного, непобедимого демиурга, способного щелчком пальцев погасить звезды и ввергнуть мир во мрак и хаос.