Эйдан колебался: ему было противно сопровождать брата куда бы то ни было. Все, что ему было нужно, это увидеть королеву и узнать, насколько серьезно она больна. Но Драган сказал, что отец ждет его. Дворцовый этикет требовал, чтобы он выполнил сначала это обязательство.

Досадливо поморщившись, Эйдан заставил себя пойти за братом. За его спиной в зале воцарилась мертвая тишина, и суеверное молчание следовало за ним по пятам, пока он шел за удаляющимся Драганом.

Они поднялись по узкой винтовой лестнице и двинулись по коридору к королевским спальным покоям.

Комнаты, мимо которых они проходили, словно приветствовали Эйдана, но он заставлял себя не смотреть по сторонам. Все это уже не имело значения: ничто здесь больше не принадлежало ему. Он постарается как-то пережить завтрашний день, а потом забудет обо всем. И на этот раз навсегда.

Драган остановился перед резной дубовой дверью.

— Вот твоя комната… разумеется, временная, — произнес он с насмешливой ухмылкой. — Я схожу за отцом. Маленькое отступление от этикета: он придет к тебе, а не наоборот; но при нынешних обстоятельствах это — печальная необходимость.

Он повернулся и, едва не пританцовывая, отправился дальше по коридору.

Эйдан сжал кулаки. Полузабытая злость вновь закипала в нем, грозя прорваться в любую минуту. Если бы не этот странный обет, данный матери, — вернуться в день своего тридцатилетия, если б не клятва, которую он скорее умер бы, чем нарушил, Эйдан никогда не вернулся бы в это ненавистное место.

Но он дал клятву. Это было все, что он мог подарить матери, единственной женщине на свете, в сердце которой продолжала жить любовь к нему, несмотря на то, кем он стал и что сделал.

Он толкнул дверь и вошел в комнату. Около горящего очага стояло деревянное кресло с высокой спинкой. Эйдан тяжело опустился в него.

«Клянусь всеми Святыми, как же я ненавижу это место! — выругался он про себя. — Все эти воспоминания! Вся боль! И вот я снова здесь, как глупый верный пес, и вновь позволяю пинать и оскорблять себя. Ах, мама, если бы я не любил тебя так!»

В коридоре послышались шаги. Эйдан вскочил. Он был собран и напряжен, как перед битвой. Да, это будет битва, а противниками станут его отец и брат.

Первым вошел Марус, принц-консорт. По пятам за ним следовал Драган. Возраст и события прошедших лет, казалось, лишь слегка коснулись Маруса. Осанка принца-консорта была гордой, манеры царственными. Высокий мужчина с глазами черными и блестящими, как оникс. Время посеребрило его темно-каштановые волосы. Львиной гривой обрамляли они надменное, словно выточенное из камня лицо. Однако тревогу в сыне пробудили легкие, почти незаметные изменения: горестная складка у рта, впалые щеки, слегка сгорбившиеся широкие плечи.

Эйдан сделал шаг вперед.

— Мама. Драган сказал, что мама больна… Движение королевской руки заставило его замолчать.

— Ты забываешься. Сначала нужно подобающим образом поприветствовать твоего государя.

Эйдан замер. «Итак, — подумал он, — несмотря на то что столько лет прошло, пропасть между нами остается такой же глубокой».

Он яростно сверкнул единственным глазом, но заставил себя подчиниться и безмолвно склонился перед человеком, который ему был не только отцом, но и господином. После долгой паузы он выпрямился, хотя но этикету нужно было дождаться разрешения сделать это.

На лице его родителя застыла маска доброжелательности, а в глазах полыхала ненависть.

— Значит, ты вернулся, как обещал. Твоя верность слову весьма похвальна.