1

Конор Линклейтер думал о том, что после встречи с друзьями в Вашингтоне к нему на удивление часто стало возвращаться прошлое, как будто Вьетнам был его настоящей жизнью, а все, что произошло потом, – лишь воспоминанием. Ему все труднее становилось сосредоточиться на настоящем – “тогда” продолжало вмешиваться в его жизнь, иногда даже физически. Несколько дней назад старик Дейзи, ни о чем не подозревая, вручил ему снятую когда-то Коттоном фотографию Тима Андерхилла, стоящего в обнимку с одним из своих “цветочков”.

Было четыре часа дня, а Конор все еще лежал в постели, страдая после первого серьезного перепоя со дня посещения Мемориала. Все считали, что с возрастом становится легче справляться с такими вещами, но Конору казалось, что все наоборот.

Тремя днями раньше у Конора была работа, которая давала возможность платить за квартиру по меньшей мере все то время, которое пройдет, пока Пул и Биверс организуют поездку в Сингапур. Его наняли плотничать. На Маунт-авеню в Хемпстеде, всего в трех минутах езды от крошечной квартирки Конора, в которой почти не было мебели, юрист-миллионер лет шестидесяти по имени Чарльз (“Зовите меня Чарли”) Дейзи, недавно женившийся в третий раз, решил переделать весь первый этаж своего особняка по вкусу новой жены – кухню, две столовых – для обеда и для завтрака, комнату для отдыха, прачечную и квартирки слуг. Подрядчика Конора – пожилого человека с седой бородой – звали Бен Роим. Конор уже работал на него три-четыре раза. Бен Роим был настоящим гением, когда дело касалось работ по дереву и, как многие настоящие мастера, был непредсказуем – все зависело от настроения, но уж для него-то плотницкое дело было не просто тем, чем приходится заниматься, чтобы заплатить за квартиру. Работа с Роимом была для Конора близка к удовольствию, насколько работа вообще может быть близка к удовольствию.

В первый день работы Конора Чарли Дейзи пораньше приехал домой из офиса и прошел прямо в столовую, где Бен и Конор настилали новый дубовый паркет. Юрист долго стоял и смотрел на плотников. Конору было немного не по себе. Он боялся, что клиенту может не понравиться его внешний вид. Чтобы не сводило колени от ползанья по паркету, Конор обвязал их тряпками. Еще он завязал платок вокруг лба (платок напомнил ему о Тиме Андерхилле, о “цветочках” и спокойной, тихой беседе). Сейчас Конор думал, что его вид может показаться Дейзи чересчур расхлябанным. Поэтому он особенно не удивился, когда тот сделал шаг в его сторону и кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Бен и Конор быстро переглянулись. Клиенты, особенно клиенты с Маунт-авеню, могли подстроить тебе какую-нибудь пакость просто так, от плохого настроения.

– Молодой человек, – произнес Дейзи. Конор поднял голову, испуганно моргая и только сейчас начиная осознавать, что стоит на четвереньках перед одетым с иголочки миллионером.

– Я правильно угадал? – спросил его Дейзи. – Вы ведь были во Вьетнаме, правда?

– Да, сэр, – ответил Конор, приготовившись к неприятностям.

– Молодец, парень! – Дейзи подошел пожать руку Конора. – Я знал, что не ошибся.

Выяснилось, что единственный сын Дейзи тоже был теперь одним из имен на одной из стен Мемориала. Его убили в Хью.

Следующие две недели у Конора была самая замечательная в его жизни работа. Почти каждый день он узнавал что-нибудь новое от Бена Роима – всякие мелочи, имевшие отношение не только к технике работы по дереву, но, в неменьшей степени, к увлеченности и уважению к своему делу. Через несколько дней после того, как Дейзи пожал руку Конора, он появился однажды в конце дня, неся серую замшевую коробочку и кожаный альбом с фотографиями. Бен и Конор как раз делали новую переборку в кухне, которая выглядела при этом, как после взрыва бомбы – развороченный пол, торчащие отовсюду проволока и трубы. Дейзи добрался до них через все это и сказал, указывая на альбом и коробочку:

– Пока я не женился второй раз, это было единственное, что согревало мне душу.

Коробочка оказалась футляром для медалей сына Дейзи. На блестящем атласе лежали Пурпурное Сердце, Бронзовая Звезда и Серебряная Звезда. В альбоме было множество фотографий, сделанных во Вьетнаме. Дейзи болтал без умолку, тыча пальцами в фотографии заляпанных грязью танков М-48 и голых по пояс юнцов, обхвативших друг друга за плечи. “Все-таки путешествия во времени – не такая уж чушь”, – подумал Конор, сожалея о том, что у этого болтливого старикашки-юриста не хватает ума, чтобы помолчать и дать фотографиям говорить самим за себя.

Потому что фотографии действительно говорили. Хью, где убили молодого Дейзи, был на территории Первого корпуса. Это был Вьетнам Конора, и все, что он видел сейчас на фотографиях из альбома, казалось ему знакомым.

Здесь была даже долина А-Шу – бесконечные горные гряды и колонна людей, один за другим карабкающихся вверх, ступающих все в ту же грязь. (Денглер: “Раз я миновал долину А-Шу, мне не страшно уже ничего на свете, потому что я – самый психованный сукин сын в этой долине”). Мальчишки-солдаты на фоне пацифистского знака, намалеванного на стене госпиталя в джунглях, один из них с грязной марлевой повязкой вокруг голой руки. Конору представилась вдруг на месте лица этого парня улыбающаяся, радостная физиономия Денглера.

Конор глядел на изможденное, заросшее лицо человека, пытающегося улыбнуться через ствол М-60, установленного на темно-зеленом вертолете. Вот в таком же погибли Питерс и Герб Рект, пытаясь переправить плазму, пулеметные ленты и еще шесть человек, не считая самих себя, через гористую местность всего-то миль на двадцать от Кэмп Крэнделла.

Конор внимательно вглядывался в цилиндрические отверстия на ленте М-60.