Глава VII

Каждый раз, поднимаясь по этой белой мраморной лестнице в доме на Фонтанке, Кирилл Пантелеймонов, в прошлом мелкий филер, а ныне начальник целой группы «пауков», ведущих внешнее наблюдение, вспоминал поучительный рассказ своего шефа об истории дома.

Старые петербуржцы величают его «домом у Цепного моста». При этом понижают голос. А моста-то Цепного, поди, уже лет десять, если не более, как нет. Но врезалось в память россиянам это здание.

Да и как не запомнить! Тут с 1833 года размещалось III отделение личной императорской канцелярии. Великий шутник был его императорское величество, блаженной памяти Николай Павлович. Домик подарил шефу жандармов Бенкендорфу.

Говорят, что когда-то, еще в благословенном осьмнадцатом столетии, сей домик отстроил граф Остерман. И между прочим, проживал в сем доме некий коллежский асессор Флейшер. Доктор знатный. И бестия первостатейная — поместил где-то объявление, что, мол, есть такой медик, «который лечит всякого роду сильные нутренние и наружные болезни без изъятия», а проживает он по Фонтанке, в доме № 123.

Вот ракалья! «Нутренние болезни». Только ошибочку допустил — болезни «нутренние» без изъятия не лечат, никак невозможно. Такая уж это зараза — не пресечешь, считай, эпидемия, хуже чумы. Ведь до чего дошло — его «пауки», «подметки», «филиришки», по целковому за штуку, вдруг пригрозили забастовкой! Да еще и «экономические требования» выдвинули. Им, видишь ли, мало в лапу кладут, добавить бы надобно.

И все почему? «Дух времени». Та самая «нутренная зараза». Эпидемия! Ведь и чиновники тоже в революцию понтируют. Но эти, вишь, предпочитают вистовать только тогда, когда на руках все онеры, а так — пас. А «пауки» — вистуют. Мразь!

Пантелеймонов поднимается на третий этаж. Сейчас он предстанет перед начальником отдела политического сыска, и ему надлежит, как всегда, сделать сообщение о результатах недельного наблюдения. Обычно результаты всегда были. И начальство оставалось довольно. Ну, а сегодня какие могут быть результаты, если эти гороховые чучела всю неделю пьянствуют по кабакам и предъявляют свои требования. Ведь самому пришлось всю неделю шастать по улицам. Но один много ли успеешь? Ведь закон слежки таков: если увязался за кем-то, то уж, будь добр, проследи до конца. На другие объекты не покушайся.

Пантелеймонов остановился возле массивной двери.

«Пронеси, господи, матерь божья богородица…»

Дверь отворилась.

— А… Вас мне и надобно, любезнейший. Заходите, заходите!

Пантелеймонов бочком влез в кабинет, затаил дыхание. Сейчас, после доклада, начальство учинит ему генеральский разнос и, как знать, может быть, и от должности отрешит.

Но начальство не пожелало слушать докладов.

— Сегодня примите на себя лично наблюдение за одним нелегалом. Он в Петербурге проездом. Пробыл несколько дней. Встречался с большевистскими лидерами и возвращается в Москву. По паспорту — смоленский дворянин Алексей Алексеевич Мелованов. Есть подозрение, что его настоящая фамилия — Богомолов. Опасный функционер. Известен под кличкой Черт. Выедете вместе с ним в Москву и там передадите московским сотрудникам.

Пантелеймонов невпопад пробормотал что-то вроде «покорнейше благодарим» и пулей выскочил из кабинета. Пронесло!

Уже на улице с гордостью подумал, что о нем не забыли и не кому-нибудь, а ему поручили наблюдение за ниспровергателем из опаснейших.