– Ты говорила об этом педиатру на прошлой неделе? – Я взяла мальчика поудобнее, чтобы он положил голову мне на плечо. Он коснулся своими пальчиками моей руки – приятно.

Ты кивнула.

– Да, только у них на все один ответ: «Дети часто плачут, это нормально».

– Ну, это правда.

Я осторожно покачивала Салливана, гладя его по спине, как тогда в маникюрном салоне. Снова сработало. На его пухленьком личике заиграла улыбка, и я рассмеялась.

– А твой Аарон? Он был капризным ребенком?

Давно мне никто не задавал вопросов о детстве сына.

– Ну, от колик он не страдал, – задумавшись, ответила я. – Всегда плакал по делу – если надо было сменить подгузник, покормить его или взять на руки.

– Салливан всегда просится на руки, – улыбнулась ты.

– Вот и Аарон был таким же. Наслаждайся, пока есть возможность. Поверь мне, совсем скоро твой маленький мальчик вырастет, и ему уже будет не до обнимашек.

– Все так говорят, а для меня сейчас время тянется очень медленно. Трудно представить, что однажды я смогу спокойно проспать всю ночь, не говоря уже о том, что когда-то он станет совсем взрослым.

Да, все это осознаешь только с высоты прожитых лет, когда ребенок уже вырос.

– Понимаю. Я сама думала точно так же, пока растила Аарона. А сейчас кажется, что время пролетело совершенно незаметно. Как будто вчера все было.

Салливан потерся лицом о мое плечо, оставив на ткани влажный след.

– А по мне, так со вчерашнего дня словно сто лет прошло, – сказала ты, не особо веря моим словам.

Я засмеялась в ответ, и тут официантка принесла наш заказ.

Ты быстро проглотила половину сэндвича и осмотрелась с таким видом, словно вообще забыла, где находишься. А говорила, что не голодная. Хотя ничего удивительного. Я частенько повторяла, что после рождения Аарона надолго забыла вкус свежей и горячей еды.

– Ой, прости. – По твоим щекам пошли розовые пятна. – Забрать его у тебя?

– Даже не думай, – ответила я.

– Ты прямо как ангел-хранитель. Или, скорее, фея-крестная, – пошутила ты и потянулась за второй половинкой сэндвича. – Правда, в полночь я превращусь не в тыкву, а в мать-одиночку. Хотя погоди-ка… Я и так уже одинокая мать – без всяких превращений. – Ты горько усмехнулась и откусила сэндвич.