— Одну ночь? — осведомился он двадцатью минутами спустя, когда они уже дружненько шагали мимо Апрашки и он нес ее сумку.
— Три, — созналась она, пока они обходили кровавое пятно на асфальте. И оступилась, и он подхватил ее под локоть; подняв нос, она гордо заявила: — Вы оперативны, молодой человек.
Он предложил ей кофе. Она согласилась — но, стоя рядом с ним в очереди у стойки забегаловки — первой встречной, — закрыла глаза и вдруг снова резко пошатнулась.
— Все, — сказал он, за локоть сводя ее к проезжей части. — Галя, кофе подождет. Будем ловить тачку.
НАСТОЯЩЕЕ
…Эд, за секунды угадавший происходящее, все-таки не поверил себе — и не верил до тех пор, пока Ингигерд не закричала, отшатываясь, — крик ее захлебнулся странным булькающим звуком, окровавленное лезвие показалось из спины и втянулось обратно — и, запрокидываясь, княгиня осела в сугроб.
Только ужасом можно объяснить то, что он сумел вскочить в седло. (Рогволд, впопыхах перерубивший повод серого в яблоках жеребца, был в этот миг уже за воротами.) Эд ударил лошадь пятками, заорав что-то нечленораздельное. Если бы когда-нибудь ему сказали, что, второй раз в жизни оказавшись в седле, он сможет выдержать настоящую скачку — не поверил бы. И зря, потому что кони уже мчались по улице — кривой и узкой, в его мире такие тропинки, — и снег летел из-под копыт.
Сзади кричали. Там, во дворе, удаляющийся конский топот сотрясал землю; там уже, ругаясь, бежали к конюшне, там визжали женщины… Там она осталась лежать навзничь, в сугробе, — а кисть ее руки отдельно лежала у нее в ногах, и под хлещущей кровью таял снег.
Крики. Он оглянулся — на улицу выскакивали, теснясь в воротах. «На куски разорвут…»
От жгучего воздуха заныли зубы. Он видел впереди мечущийся плащ Рогволда; смутно белели сугробы по обочинам — а середина улицы, затоптанная и занавоженная, даже и не белела.
Ветер. Крошки снега в лицо. И вдруг, совсем рядом — короткий свист, что-то пролетело словно бы у самой щеки… Косо, на излете уйдя в сугроб, торчала стрела.
С дороги шарахнулось сразу несколько темных фигур — в разные стороны. Эд думал о том, что будет, если где-нибудь подальше улицу додумаются перегородить. С дубинами.
Меткая снеженка залепила точно в глаз.
Он был уверен, что в княжеской конюшне сейчас седлают коней, и ждал топота копыт погони. Какое у нас преимущество? Минут десять… Он понятия не имел о соотношении времени и скоростей применительно к скачкам. Десять минут в данной ситуации — это много или мало? Лошадь — не машина…
…А ведь могли убить. Вот, минуту назад; и сейчас я уже не видел бы тусклых, не освещающих окошек, заснеженных плетней… Деревянная палка с металлическим наконечником, с воткнутыми в другой конец стрижеными перьями, у нее и скорость-то символическая по сравнению с чем-нибудь этаким…
И про историю забыл, подумал он — и, не удержавшись, засмеялся.
И еще раньше, во дворе… Ткнули бы мечом, рогатиной… Все из башки вылетело. И тогда история спохватилась и сделала все сама. Не так просто оказалось сбить ее с избранного пути. И теперь Ингигерд ляжет в могилу, Рогволд в бегах… Все как положено.
Истерично трясся, скорчившись в седле.
И бусы… Он замер. Стиснул зубы и перестал дышать, прислушиваясь к прохладе лежащих на груди стеклянных шариков. Может, это знак судьбы?..
Господи, а все остальные, опомнился он. Ее охрана, и эта самая… камеристка… Все они должны были погибнуть — а они все живы; все они родят детей, которых не должно было быть…