Потом она отправила сообщение Эприл.
«Возвращайся прямо сейчас».
Буквально через несколько секунд пришёл ответ:
«Ок. Я уже иду. Прости, мам».
Райли вздохнула. Теперь Эприл казалась обычной. И, скорей всего, какое-то время она пробудет такой. Но что-то всё равно не так.
Что у неё происходит?
ГЛАВА 5
В своём тускло освещённом мрачном логове Скрэтч лихорадочно ходил взад и вперёд между сотен часов, стараясь всё подготовить. До полуночи оставалось всего несколько минут.
– Почини часы с лошадью! – кричал дед. – Они отстают на целую минуту!
– Я сделаю, – сказал Скрэтч.
Скрэтч знал, что его накажут в любом случае, но если он не подготовит всё вовремя, наказание будет особенно суровым. Прямо сейчас в руках у него было несколько других часов.
Он починил часы со скрученными металлическими цветами, которые отставали на целых пять минут. Теперь он открыл дедушкины часы и немного передвинул минутную стрелку вправо.
Он проверил большие часы с оленьим рогом – они часто отставали, но сейчас показывали правильное время, и наконец починил часы с лошадью, вставшей на дыбы. Это было кстати – они отставали на целых семь минут.
«Пойдёт, – сказал дедушка. – Ты знаешь, что теперь делать».
Скрэтч послушно подошёл к столу и взял кнут. Это была плётка-девятихвостка, дедушка начал наказывать его ею с самого раннего возраста.
Он прошёл в конец своей берлоги, в отгороженный железной решёткой угол. За решёткой сидели четыре его пленницы. Мебели в углу, за исключением деревянных полок с матрасами, не было никакой. За полками был туалет. Вонь уже давно перестала беспокоить Скрэтча.
Ирландка, которую он привёл пару дней назад, пристально смотрела на него. После долгого сидения на одних сухарях и воде, все остальные были истощены и измождены. Две из них могли лишь плакать и стонать. Четвёртая, смертельно бледная, лишь сидела, сжавшись на полу у решётки. Она не производила ни звука и выглядела еле живой.
Скрэтч отпер дверцу в клетку. Ирландка бросилась вперёд, пытаясь бежать. Скрэтч жёстко хлестнул её по лицу кнутом. Она отпрянула. Он снова и снова стал бить её кнутом по спине. Он по опыту знал, что даже сквозь разодранную блузку удары очень болезненны, особенно учитывая рубцы и порезы, которые он уже оставил на её коже.
Тут воздух наполнил дикий шум: все часы начали отбивать полночь. Скрэтч знал, что он должен делать теперь.
Под продолжающийся шум он пробился к самой слабой и тощей девочке, которая казалась еле живой. Она странно посмотрела на него. Она была единственной, кто пробыл здесь достаточно долго, и кто знал, что он собирается делать. Казалось, что она готова к этому, может быть, даже рада.