Я вдыхаю вместе с ним, ожидая почувствовать запах мяса, лука и чего-нибудь еще. Но в горло лезет горький, удушливый дым. А-а, черт! Мчусь в кухню. Над плитой поднимается и плывет сизый чад. Хватаю сковородку. Она обжигает мне пальцы. Стаскиваю ее с огня и опрокидываю на пол, на кучу увядших цветов. Пластиковые ведерки шипят и плавятся. С грилем дела не лучше. Хлеб превратился в уголь. В цветах – черное месиво. Фасолины исчезли. Что же со мной творится? Я всего лишь хотел приготовить нехитрую еду. Я жутко голоден. И боюсь, на этот раз не сдержусь и зареву.
Почему мама ушла, не приготовив мне поесть? Почему вообще не научила меня готовить? И куда она подевалась?
Я торчу посреди кухни, опустив руки, и реву, как маленький.
– Карл!
Мама стоит в дверях кухни, глядя на сотворенный мною бардак.
– Что это такое? Может, расскажешь, что ты здесь устроил?
Глава 7
– Мам, я проголодался. Еды в доме не было, и ты ушла. Что мне оставалось делать?
Я сержусь на нее, и мой голос все громче с каждым словом.
– Где ты была? Мама, я тебя спрашиваю:
Она не отвечает. Просто стоит. Я вдруг замечаю, что она держит в руках по бело-синему мешку из супермаркета «Теско». Оба доверху набиты едой. Ее лицо вытянулось еще сильнее, а морщины стали глубже. Волосы тусклые и сальные. Она завязала их в конский хвост, но несколько прядок все равно свисают со лба. Ей тридцать четыре года, но выглядит она на все пятьдесят.
– Где ты была? – спрашиваю снова.
Я охрип от крика.
– Ходила узнать насчет похорон.
Я чувствую, что куда-то проваливаюсь. Похороны! Как же я о них забыл?
Переступаю через валяющуюся в цветах сковородку и, стараясь не задеть цветов, подхожу к маме, беру у нее мешки и отношу на стол. На плите до сих пор шипит зажженная конфорка. Гриль тоже включен. Закрываю газ, выключаю гриль, потом открываю окно.
Мама продолжает стоять, отрешенно разглядывая кухню.
– Ты присядь, – предлагаю ей.
Мама бредет к столу, медленно садится.
– Пить хочешь? – спрашиваю.