– Не смеши меня.

Он действовал молниеносно, и Игнациус даже не успел понять, что происходит. Удар в кадык ребром ладони. Он повалился, как тюфяк. Эй-ты перетащил его на кровать и постарался укрыть так, чтобы казалось, что он спит. И принялся рыться в шкафу, пока не нашел холщовый мешок, который ему пришлось опустошить.

С полным мешком он вернулся туда, откуда пришел: в карцер, где провел два дня, набираясь сил после побега, и откуда совершал вылазки на кухню и в поисках одежды, пока не почувствовал, что стал новым человеком. Он навсегда покинул исправительный дом через окошко в котельной, где с незапамятных времен было разбито стекло.

Когда трактор притормозил на повороте, тень распахнула дверь и неожиданно проникла в кабину. Томас вскрикнул от ужаса:

– Эй, ты, черт! Напугал!

Эй-ты уселся рядом с Томасом. Трактор продолжал пахать, и они оба глядели вперед.

– Как я рад тебя видеть. Вижу, что все прошло отлично.

– Спасибо.

– Не за что. Не мог же я бросить друга в беде, правда?

– А ты мне не сказал, что Игнациус вас держит под башмаком. Это меня очень разозлило.

Томас не ответил. Он смотрел вперед, не отрываясь от борозды, которую пахал. Укрывшиеся в ней куропатки, чуя недоброе, ринулись прочь, низко летя над землей.

– Ты что, разговаривал с ним?

– Ну да. И мы договорились.

– О чем?

– О том, что он оставит вас в покое.

– Ты его не знаешь. Он слово свое не сдержит.

– Сдержит. – Эй-ты бросил взгляд на друга, который смотрел вперед поверх руля. – Ты вытащил меня из-за решетки, чтобы я с ним разделался.

– Да что ты выдумываешь, парень!

Ни слова не говоря, он допахал до конца борозды. И тут, надтреснутым голоском:

– Ты так и сделал?