— Сколько угодно, — согласился оперуполномоченный. — Подсказать, куда? В прокуратуру.

— А прокуратура и так узнает, — подмигнул следователь. — Сегодня же я их уведомлю, письменно, как по закону положено. Только вот Сергей Валерьевич, если мы что-нибудь найдем, уже будет находиться в камере, — лицо следователя озарилось приятной улыбкой, от вида которой Игнатий Лойола скончался бы в третий раз.

— Чего? — Спиридонов не верил своим ушам. — В какой камере?

— Предварительного заключения, конечно, — небрежно пояснил Самойленко.

— За что? Вы что, совсем охренели? Вы что, больной?

— Вы руками не размахивайте, Сергей Валерьевич, — посоветовал следователь, — а то мы можем и за сопротивление представителям власти принять. Мы уже знаем, что вы хорошо умеете драться. То есть, вы хорошо умеете бить женщин, а мужчины, оказывается, и сдачи дают. А человек вы весьма злопамятный. В тот день могли опять подраться, верно? Приложили погибшего как следует, а потом, чтобы скрыть следы, и баню не пожалели… Могло быть так?

В ситуации, когда люди обычно бледнеют, лицо Сергея, наоборот, налилось кровью.

— Вы что, охренели? — повторил он. — Да я пальцем к нему не притронулся!

— Охотно верю, что пальцем не притронулись. Убивать сподручнее не голыми руками. Палкой, камнем, вон тем ломиком хотя бы. Верно?

— Тот лом… — Сергей явно занервничал. — Да я не знаю ничего, да он с зимы стоит…

— Ладно, пойдемте уже к вам, а потом и к приятелям вашим, — ласково сказал Самойленко. — А то время обеденное. Вы так и ужин пропустите.

— Дома-то что вы у меня искать будете? Мать пугать…

— Какой вы, однако, заботливый сын. В принципе, говорить не положено, но раз вы сами не можете догадаться, скажу — пятна крови, инструменты и прочее. Возможно, вы не так глупы, чтобы хранить улики дома, но что-нибудь да найдется.

И тут Спиридонов неожиданно успокоился. Вздохнул с явным облегчением, выпрямился и сказал:

— Да ищите, сколько хотите. Свое время только потеряете.

— О нашем времени не тревожьтесь.

— Ребята, — позвал Калашеев. — Ребята, мы идиоты. Смотрите — пруд! Вы поняли?

Все обернулись к небольшому, покрытому ряской и заросшему по краям жесткими стеблями рогоза водоему.

— Ну, вы поняли? — с ноткой торжества повторил оперуполномоченный. — Самое то — концы в воду и никаких следов.

Единственным человеком, который не догадался, что имел в виду опер, остался свидетель Спиридонов.