— Количество лет — это всего лишь способ отсчета. Судебные обвинители обычно не испытывают чувства злобы к подсудимому как таковому. Фактически личность его особого значения не имеет.

Линда покачала головой. Мне захотелось переменить тему разговора, но я ничего не смог придумать, а потому просто замолчал. Когда мы подъехали к ее дому, Линда не стала ни приглашать меня, ни прощаться, поэтому я просто последовал за нею по пешеходной дорожке. Порыв ветра толкнул нас друг к другу, и мы пошли рядом, касаясь друг друга плечом. Войдя в дом, мы укрылись от ветра, но не от холода — оказалось, что Линда, уходя утром, не включила отопление. В доме было зябко и темно, как в пещере.

— Прохладно, — сказал я.

— Не особенно.

Линда включила свет.

— Ты замерзла больше меня.

Я обнял ее рукой в подтверждение сказанному.

Линда скрестила руки на груди, однако не покраснела. Интересно, краснеют ли вообще темнокожие? Правда, я не раз замечал, как иногда вспыхивает ее лицо. От гнева, от быстрой ходьбы. От жары.

На стене мирно тикали часы. Я отвел от них взгляд.

— Может быть, приготовить кофе? — спросила Линда, и тон ее при этом был нейтрален, как Швейцария.

— Нет.

Линда хотела пройти мимо меня. Я задержал ее. Она еще не успела накинуть что-нибудь теплое. Ее блузка была тонкой и податливой, будто вторая кожа. Гладкая ткань скользнула под моими пальцами.

— Марк… — начала Линда.

Это прозвучало так, словно она собиралась сообщить о каком-то важном решении, но она не стала продолжать. Когда я взглянул ей в лицо, чтобы показать, что внимательно слушаю, я осознал, как близко друг к другу мы находимся. Ее влекущие губы были совсем рядом. Мы поцеловались для пробы. Это могло быть легким прощальным поцелуем, а могло закончиться взрывом безумной страсти на ковре. Каждый из нас, казалось, ждал инициативы от другого. Я притянул Линду ближе. Она обхватила руками мою шею. Кожа ее под блузкой по-прежнему была холодной, но мгновенно теплела под моими руками, где бы я ее ни коснулся.

— Линда…

Создалась атмосфера нерешительности. Если Линда ничего не скажет, это сделаю я.

— Неужели ты полагаешь, что в такое время я способен отказаться от своих претензий?

— Шшш! Уже слишком поздно для серьезного разговора.

— Еще вовсе не поздно…

Когда зазвонил телефон, я непроизвольно дернулся. Аппарат стоял совсем рядом с нами, на столике у двери. Я набрался мужества и дал ему прозвонить еще несколько раз, но Линда взяла трубку.