– Так это уже, почитай, в мае случилось, недавно совсем, – признался Лайзо. – Аккурат перед тем убийством… – Он улыбнулся – с хитринкой. – Готов спорить, что про убийство Эллис уже всё выложил.

– Вы очень проницательны, мистер Маноле, – скучающим голосом ответила я, на самом деле едва сдерживая смех. – И, полагаю, заслуживаете награды.

Мои слова произвели на него очень странный эффект. Я ожидала, что Лайзо отшутится, как обычно, балансируя на грани между простодушием и фамильярностью. Но он надолго замолчал, пристально вглядываясь в скудно освещённую узкую дорогу, а потом спросил необычно тихим и ровным голосом:

– Леди Виржиния, а что бы вы сказали, если б я уволился?

Меня охватила растерянность.

– О… Полагаю, дядя Рэйвен был бы очень рад возможности приставить к своей беспокойной невесте шпиона-водителя, – отмахнулась я нарочито легкомысленно, однако Лайзо повторил:

– Но что бы вы сказали?

Автомобиль проехал мимо поздно расцветшей рябины, и горло защекотал сладковато-затхлый аромат, одновременно неприятный и притягательный. Я несколько раз глубоко вдохнула, не в силах преодолеть внезапно сковавшую язык немоту, и только потом выговорила:

– Что в данный момент это было бы очень некстати. Мистер Маноле, вы всерьёз собираетесь оставить службу в моём доме, и нужно подыскать вам замену, или…

– Или, – быстро ответил он и дурашливо хмыкнул. – Ай, леди, не берите в голову, ударила мне какая-то дурь под хвост, вот я и ляпнул, не подумав. А так-то, куда я денусь?

– Что ж, вы меня успокоили. – Улыбка у меня вышла натянутая. – На будущее прошу учесть, что заявление об увольнении обычно подаётся за два месяца. Точно также и я предупрежу вас заранее, если решу уволить.

– Ну, спасибо за милость.

– О, это всего лишь государственный закон. Не стоит благодарности.

Разговор оставил тягостное впечатление. Я сама не ожидала, что промучаюсь дурными мыслями почти до утра. Ярко представлялось почему-то, как комнату во флигельке и гараж занимает новый хозяин – седой, немой и смертельно серьёзный мужчина, порекомендованный, разумеется, маркизом. И остаются в прошлом шутливые разговоры по дороге в кофейню и обратно, застенчивые похвалы Магды какой-нибудь мудрёной настойке от боли в суставах, маленькие, но памятные подарки по случаю и без… Я поднялась с постели и достала из верхнего ящика комода ловец снов – ниточки, пёрышки и бусины; затейливая игрушка, не более того. Но отчего-то не хотелось выпускать её из рук, а пальцы скользили и скользили вдоль шёлковой паутины, повторяя узор.

Я обругала саму себя за сентиментальность и отправилась спать. Но даже на следующий день меня продолжала снедать тревога… А пострадал, как водится, ни в чём не повинный человек.

После раннего завтрака и перед встречей с леди Клэймор и леди Вайтберри я решила немного поработать. «Немного» по обыкновению превратилось в «до самого последнего момента». Протоколы судебного заседания читались как увлекательный роман, а остроумные ремарки моего нового адвоката, мистера Панча, могли поспорить в едкости и остроумии с журналом «Новая карикатура». В четверть одиннадцатого я спохватилась, что уже опаздываю, но перед выходом решила заглянуть в спальню, чтобы захватить блокнот с рабочими пометками, сделанными в путешествии…

…и с удивлением обнаружила в комнате перепуганное создание на вид лет четырнадцати от роду.

– Доброе утро, леди, – неловко сделало книксен создание, трепеща ресницами.

Ресницы ей достались, к слову, на загляденье – рыжие, но густые, словно их прорисовали гуашью. Веснушки на носу были на тон темнее, не больше, кожа – что сливки, оттопыренные уши просматривались даже под старомодным чепчиком, а неукротимые кудри выбивались и надо лбом, и у воротника – как медные пружинки. Не девочка – а картинка, добрая праздничная открытка. Правда, из-за зеленоватого оттенка униформы бедняжка выглядела несколько болезненно.

Имя я вспомнила почти сразу.