– Короче, приспособились. Ясно все с вами.

– Готово.

Нурлыбек отпустил ногу коня, собрал инструмент и вернулся к верстаку. Помолчав, все-таки спросил.

– Тебе бытовуха неинтересна. А другим? Скажешь, где меня искать?

Шал посмотрел на кузнеца. Задумался. Успокоить и обнадежить или нагнать еще большей жути, чтобы не расслаблялся? «Карающая длань Каганата незрима, а пути его воинов неисповедимы». Так, кажется, любит говорить генерал Ашимов.

– Зачем? Договор о сотрудничестве у меня только на поимку опасных преступников, а ты неопасный. Но, по идее, коль уж я тебя нашел, должен доставить для суда. Значит, тащить тебя нужно в Шымкент. А у меня другие дела, в один котел два барана не поместятся. Если встретится кто из наших, трепаться о тебе не стану. Не люблю я таких, что приходят на все готовое.

– Забери патроны. За молчание.

– Действительно. Но немного оставлю, ты их заработал. Только если в пути подкову потеряю, вернусь, и руку сломаю.

– Не потеряешь, – успокоил кузнец, – на совесть делаю всегда.

– Хорошо тогда.

Шал неторопливо защелкнул пятнадцать патронов обратно в магазин, водрузил на Сабыра поклажу и вывел его из кузни.

– Удачи, Нурлыбек. Не расслабляйся сильно. Помни, не так уж далеко ты и убежал.

– Я запомню.

– Хоп, – кивнул Шал.

На перекрестке дороги, ведущей в Луговой, располагалась еще одна АЗС, и там немного Шал задержался, уж больно живописный стоял указатель. Пару лет назад он уже бывал на станции, но пришел тогда с другой стороны и этой достопримечательности не видел. Облезлый щит вместо цен на топливо отображал нынешние реалии. На самом верху красовались два черепа, бараний и коровий, а четыре крупные белые буквы и стрелка указывали только один пункт назначения, ожидающий того, кто рискнет двинуться по трассе дальше на восток. «Өлім» – по-казахски «смерть». Ворона, лениво долбя кость, с интересом уставилась на всадника, потом взмахнула крыльями и каркнула, торопя с принятием решения.

– Мне туда не надо, курица, – проворчал Шал и завернул коня к Луговому.

Мост на трассе перед станцией оказался разрушен. Все же несколько опор не выстояли во время встряски, которую устроила растревоженная природа, и чтобы не тратить силы коня на преодоление насыпи, пришлось объезжать лепестки автомобильной развязки по широкой дуге. Поселок оказался в лучшем состоянии, чем лет тридцать назад, когда сильное землетрясение разрушило оба населенных пункта – и Кулан, и Луговой, почти до самого основания. Саманные здания не выдержали тогда внезапного удара стихии, и только материальная помощь со всей республики позволила обеспечить пострадавших новым жильем. Дома, отстроенные за десять лет до Великой Скорби, сейчас пустовали, и жилым стал только центр города. Переняв в Таразе древнюю схему защиты города, опустевшие районы отделили от заселенных, перегородив свободные пространства баррикадами, которые при желании можно было, конечно, преодолеть, потратив на это некоторое время и имея начальные зачатки разума. Но в основном отбиваться приходилось от дикого зверья, так что оборонительные свойства этого подобия крепостной стены жителей вполне устраивали.

Асфальт в поселке закончился на самом въезде, толком не успев начаться, и под копытами иногда похрустывал гравий, заметаемый песком и пылью. Ворота из листов железа разного размера больше походили на лоскутное одеяло, и днем были распахнуты настежь. Наблюдательный пост над ними соорудили из установленного вертикально длинного железнодорожного контейнера, обзорная же площадка состояла из навеса, мешков с песком и располовиненных бортовых створок от грузовой платформы. С нее на крышу соседнего двухэтажного здания, где стоял пулемет, защитники прокинули мостик из таких же бортов.

Мешки с песком и старые покрышки у ворот образовывали подобие бруствера для защиты часовых, которых почему-то в поле видимости не наблюдалось. Остановив коня перед этим контрольно-пропускным пунктом, Шал свистнул. Через несколько минут над мешками появилась пара заспанных лиц местной охраны.

– Салам, джигиты! – зычно поприветствовал их Шал.