Ярл Эйнар растерянно смотрел на разложенные перед ним кучи награбленного и толпы перепуганных трэллей[4]. У его ног лежал христианский колдун, которому он только что разрубил голову своей секирой. Старик долго не хотел признаваться, куда спрятал свое золото, но распятый бог не помог ему. Каленое железо быстро развязывает язык. Золота и серебра у старика оказалось на удивление много, а еще больше его взяли в местной церкви. Впервые в жизни ярл не знал, что ему делать с добычей. Его корабли оказались слишком малы для того, чтобы вместить этакую прорву добра. За его спиной ярким костром полыхал город. Первый город в землях франков, который разграбил кто-то из данов. Да ведь теперь о нем хвалебную сагу сложат! Не хуже, чем о его сыне Сигурде, который постепенно становился легендой, смущая неокрепшие умы молодежи. Друг и собутыльник Вышата оказался прав в каждой мелочи. А ведь ярл Эйнар поначалу не поверил ему. Но обо всем по порядку…
Август 624 года. Бывшие земли ярла Торкеля Длинного, ныне покойного (в настоящее время г. Хузум, федеральная земля Шлезвиг-Гольштейн).
— Вышата, друг, это твой хваленый корабль? — ярл Эйнар с удивлением смотрел на непривычные обводы корпуса, два десятка скамей для гребцов и полосатый парус. — Здоровый какой!
— Почтенный Эйнар! — раскинул руки Вышата. — Я рад, что у тебя получилось!
— Так вообще-то никто не делает, — смущено ответил Эйнар, — но твоя мысль оказалась весьма дельной. Я к своей сотне дружинников еще триста парней нанял за ту соль, что ты привез. Весь сброд из Ангельна созвал, всех изгоев, бездельников и берсерков. Хоть они и босяки с топорами и копьями, а пригодились. Мы Торкеля Длинного в одном сражении разбили. Я ведь с этой сволочью резался, сколько себя помню. А мой отец с его отцом воевал.
— Где он? — спросил Вышата.
— Он уже пирует в Вальхалле! — пояснил Эйнар. — Он, хоть и дрянь человек был, но воин достойнейший. Мы его «Кровавым Орлом» казнили, так он только крыл нас по матери и смеялся. Один и Тор примут его, ведь он умер, не опозорив себя криком!
— Я правильно понимаю, что теперь весь юг датских земель твой, от фьорда Шлей на востоке до западного берега? — впился в него взглядом Вышата.
— Все так, — кивнул Эйнар. — Эти земли теперь мои, а жену Торкеля я за себя взял. Местные вроде как успокоились. Раз боги даровали мне победу, значит я законный ярл, все по обычаю. Я тут сильно зверствовать не стал, свое же теперь. Да и что тех земель-то? Тридцать миль от одного моря до другого. Тьфу! Одно плохо. Я теперь с нордальбингами один на один остаюсь.
— Не беспокойся, ярл Эйнар! — успокоил его Вышата. — Я приехал к тебе с хорошим предложением. У тебя ведь две дочери на выданье. Так?
— Ну, так! — непонимающе взглянул на него Эйнар. — И еще две подрастают.
— Старшую хочет взять за себя сын эделинга саксов Херидага, а младшую — сын владыки глинян Прибыслава. Если вы породнитесь, никто не посмеет на твои земли напасть.
— Я и подумать о таком не мог. Сколько себя помню, мы с саксами воевали, — честно признался Эйнар, а потом посмотрел прямо в глаза Вышате. — Зачем это твоему конунгу понадобилось?
— Ваша вражда торговле мешает, — так же прямо ответил Вышата. — А если мир в этих землях настанет, то мы все богатеть будем. А кому неймется, и повоевать охота, есть много богатых нетронутых мест. Там золота горы лежат. Чего вы друг у друга коров угоняете, как мальчишки? Смешно, всеми богами клянусь.
— Да ты о чем говоришь-то? — спросил сбитый с толку Эйнар.
— Ты же меня за стол хотел пригласить, ярл? Ведь так? — улыбнулся Вышата. — А у меня для тебя есть пара кувшинов отменного вина из самого Новгорода. Клянусь Велесом, ты такого никогда не пил. С одной чаши плясать будешь.
К концу вечера они сидели, обнявшись, а Эйнар продолжал свой рассказ.
— Я в викинг ходил пару лет назад, на Готланд. Хорошую добычу тогда взяли. А вот Ингвар Высокий, конунг свейской Упсалы, голову сложил в землях эстов. Сын за него мстить пойдет.
— А чего вы в эти нищие земли с войной ходите? — искренне удивился Вышата. — Франки ведь куда богаче.
— Ходил туда конунг Хигелак, лет сто назад, — задумчиво почесал бороду Эйнар. — Да только сам погиб и войско свое напрасно погубил. Теодорих, сын старого Хлодвига, зарубил его и добычу отнял. Так наши саги говорят.