Вынырнув из потока Самойлова, я потратил несколько секунд на то, чтобы взять под полный контроль собственное тело. Так бывало при полном погружении в сознание другого человека – словно забываешь себя и становишься тем, кого смотришь. Тело реагирует острее всего: все его части будто после перезагрузки возвращают себе функции контроля. Руки чужие и центр тяжести не там…
Прости, Глебушка, но другого пути я не нашел. Ты все правильно сделал, и китайцы пошли единственно возможным путем – устроили огромную площадь поражения. Настоящий ад, зону которого предвидящий вероятности Стефан просто не успевал покинуть.
Гостиницу жалко, это да, мне она нравилась. Да и Поярков там любил шашлыки с ближним кругом устраивать. Зато люди не пострадали: триада понимала, что в русских княжествах им еще долго работать, а крови местные не простят, поэтому отдельная бригада бойцов братства была направлена на принудительную эвакуацию персонала и охраны гостиницы перед взрывом.
Итог – все плохие парни умерли. Видящий не успел спасти своего господина, сам Экхарт был занят в информационном поле моим заданием по Восточной Европе. Из хороших пострадал, точнее пострадает, только Самойлов. Его вычислят меньше чем за час – все-таки фонд княжеский и мониторится плотно. Получат объяснения – дядька будет в бешенстве и едва удержится от рукоприкладства – и оставят в «темной» до особого распоряжения. Пару дней посидит, ничего с ним не сделается. Ругаться будет, когда приеду, это да. Но разберемся. Мы же друзья!
Хорошие и плохие. Я сознательно все упрощал до черно-белого, иначе бы не смог работать – свихнулся бы просто. Обратная сторона дара – когда видишь людей, начинаешь их понимать и, соответственно, принимать. А как считать плохим человека, мотивы которого тебе понятны? Когда ты знаешь, как он стал тем, кем стал?
Вот взять Доминика. Уверенного в своей правоте далеко не святого отца, который искренне верит, что его путь правильный. Так ли он ошибается, считая, что человечество превращается в тупое, потребляющее развлечения, стадо? Забывшее о движении вперед, о развитии, о вызовах? Его готовность пустить больше половины этого стада под нож, чтобы выжившие взбодрились и нашли новый путь – это хорошо или плохо?
А Экхарт? Он плохой или хороший? Между прочим, он честно, в меру отпущенных ему сил и возможностей, пытался спасти мир от апокалипсиса, к которому его тащили католики. Да, приказывал убивать людей. Но спасал-то при этом тысячи, если не десятки тысяч других! А я? Я ведь точно так же поступаю. И буду поступать, потому что у меня свое видение правильного. Плохого и хорошего. И какой тогда я?
Разминая затекшую от долгого лежания шею, я усмехнулся. Рефлексия гуманитария во всей красе! Можно сколько угодно замечать в себе изменения, с опаской наблюдать за превращением пресс-секретаря в пророка, но базовое образование, все эти Чеховы с Чернышевскими и Толстыми за компанию, никуда не денется. Говорят, западному человеку проще жить, чем русскому – у него мозг со школы не забит экзистенциальной херней про тварей дрожащих и право имеющих. А мы вот вечно вязнем в паутине мучительного выбора. В то время как надо бить морду.
Но я все же меняюсь. Откаты подобного рода накрывают меня все реже. И последствия собственных поступков уже не заставляют с надрывом вопить: «Что же я наделал, Господи!» Даже Глеб, и тот заметил.
Он, кстати, совершенно прав относительно моих мотивов устранения Экхарта. Два пророка в одной бочке – это вдвое больше, чем нужно миру. Свою роль немец уже сыграл, а вот в будущем запросто мог испортить мне все плетение. Ни о каком воздаянии я даже не думал – голый расчет. Я не для того днями и ночами торчу в поле, создавая возможность снять с доски две фигуры, чтобы мыслить категориями преступления и наказания.
– Ты закончил?
Голос протектора вырвал меня из снежного кружева мыслей. Девушка вбила себе в голову, что во время работы с полем меня нужно охранять, а я не стал ее разубеждать. Челия сидела в кресле и смотрела на меня без выражения. В ореховых ее глазах отражался свет настольной лампы, делая взгляд женщины похожим на кошачий. Впрочем, они все немного кошки.
– Да, закончил. Завтра непростой день.
Она вскинула брови. Не интерес, а демонстрация интереса. Тоже в своем роде последствия воспитания.
Я не стал пускаться в объяснения. Во-первых, в этом не было необходимости, Челия понемногу превращалась в моего личного Стефана. А во-вторых, многие знания – многие печали. К чему их множить? Но ответить все же нужно было.
– Приедет отец Доминик. Недовольный.
Интерес стал искренним. В глазах мелькнула тень тревоги.
– Я могу помочь?
– Посмотрим завтра. Иди пока спать. Завтра ты должна быть свежей и полной сил.
Проводив ее до двери, я вернулся к окну. Сверился с воображаемым ежедневником и проставил на выполненных задачах галочки. Понимающе улыбнулся своему внутреннему перфекционисту (почти везде зеленые птички), но получил в ответ раздраженную гримасу. А, ну конечно! Двойник, совсем про него забыл. Как он там? Ломился же ко мне во сны, да так настойчиво, аж матом пришлось рявкнуть. Надо, значит, увидеться. Незачем попусту врагов плодить, их и так в изобилии.