Казалось, что меня звала пульсирующая энергии юной валькирии, а я словно ворон ее божественного отца спешил на призыв.
Скаты, пытающиеся остановить монаха, разлетались в разные стороны, как кегли. Лучница успела выстрелить в него дважды, прежде чем сломанной куклой отлетела в сторону. Пытаясь подняться, она получила очередной удар ногой от этого монаха и затихла. Пытаясь отвлечь его от девчонки, я в бешенстве метнул свою саблю, от которой он играючи уклонился. На бесстрастном лице не было никаких эмоций, когда я влетел в него с серией ударов на разных уровнях.
Я бил, как меня учили, как я привык, совершенно забыв, что это тело не привыкло к такому. Серия ударов руками закончилась мощнейшим ударом ноги. Ярость вела меня, колено в прыжке, и следом связка ударов локтями.
Все мои удары разбивались о его защиту, как вода о скалу. С бесстрастным лицом он лишь защищался, казалось, он изучает меня как какое-то насекомое.
— Сдохни! — я чувствовал, как энергия умирающих струится вокруг меня, и, наплевав на все, я потянулся к ней всей своей душой, пытаясь вобрать ее как можно больше. Каждый мой удар сопровождался серой вспышкой, заставляя его пятиться, а потом он ответил.
Мои ребра, казалось, превратились в труху от единственного удара. Кровь наполнила рот, а я, откинутый его движением метра на три, сполз по стене рядом с девчонкой-лучницей. Медленно опираясь на руки, я попытался встать, и с большим трудом мне это удалось. Сплюнув кровь, я снова встал в стойку и только сейчас я осознал, что монах наблюдает за мной, хотя мог бы добить меня в любое мгновение. Его губы тронула едва уловимая усмешка, когда я вновь рванулся в атаку. В глазах монаха я увидел одобрение. Шаг в сторону, и его удар ломает мне ключицу. Адская боль заставила меня лишь стиснуть до хруста зубы, и в следующий миг мой локоть влетел в его бесстрастное лицо.
То, что я считал болью, оказалось лишь легким шлепком.
Боли нет. Моя голова мотнулась от удара кулаком.
Смерти нет. В левой ноге трещина, его стопа бьет как молот.
Есть лишь путь. Мой кулак летит в его лицо, а гаснущее сознание отмечает маленькую каплю крови у его носа.
Есть лишь моя воля. Он встречает шипованную перчатку ударом кулака. Отстраненно я понимаю, что мои пальцы сломаны.
— Сдохни, — я бью головой, пытаясь хоть чуток его задеть, и падаю от его удара по моим многострадальным ребрам.
— Еще не сформировал ядро, а кидаешься на архата кихо земли, — я попытался сплюнуть кровь, заполняющую мой рот, но боль была так сильна, что я не смог даже двинуть челюстью. Кровь тоненькой струйкой стекала по моей щеке. Словно тень смерти, рядом возник черный самурай, и его нодати падал прямо в мое лицо. — Не стоит, Кобаичи. Мальчик способен, техничен, яростен и к тому же благословлен гако. Хороший кандидат, — странный монах просто заблокировал голой рукой мощнейший удар самурая, не переставая говорить. — Он останется жить, — в голосе монаха звучали непреклонная воля и спокойная уверенная сила. — Нам пора уходить, миссия уже увенчалась успехом. А девочка, — он неожиданно усмехнулся и стал на мгновение походить на живого человека, а не на ожившую статую, — слишком похожа на мою маленькую Ми Хэй, такая же яростная, он с улыбкой посмотрел на молодую колдунью продолжающую швырять камни.
Монаху, казалось, было совершенно плевать, что происходит в округе. Даже терзающая меня боль не мешала чувствовать жуткое напряжение от самурая, а еще я чувствовал страх. Этот черный железный дровосек до усрачки боялся серого монаха, способного голыми руками блокировать меч.
Монах похоже стресс мою башку, сотрясение средней степени как-то отстраненно мелькнула мысль, голова кружилась, как проклятая. Тошнота накатывала раз за разом, но тут же забивалась стекающей в горло кровью. Я приподнялся на целой руке, пытаясь встать.
— Мальчик, если осмелишься, — монах обернулся и снова одобрительно посмотрел на меня, сделав паузу, он продолжил:
— Найди в Землях Теней монастырь Мертвой руки. Скажи, что тебя призвал учиться Ми Хен по прозвищу Сокрушитель тверди, и тебя проводят. Живи и помни, что на путях силы нет правил…
Бойня, в которой Скаты резались с Пауками, все не могла остановиться, а трое командиров в сопровождении отряда телохранителей возвращались на свой корабль. Я же пытался встать, опираясь на стену.
— Во славу Нефритовой империи! Я, Киу Донг, беру всю вину на себя!
Из полуразрушенного укрепления кучка израненных бойцов с красными шарфами на шее тащила какие-то трубы в виде драконов. Говоривший едва держался на ногах, но вот в следующий миг он выпрямился, словно проглотил лом, а его руки запылали огнем. Разведя их между собой, он запустил волну огня над металлическими драконами с оскаленными пастями.