— Да здесь сущий
Я так понял, что это означало «нет». Стыд и позор, что мой старый хозяин, мастер Фернандо Фазан, экономя свои деньги, не озаботился обучить служанок грамоте. Анна вечно негодовала по этому поводу, потому что, хотя она говорила как всамделишная леди, писать она не умела.
Должно быть, я просто позабыл, куда сунул завещание в последний раз, когда перепрятывал его. Ничего не поделаешь. Вот что я повторял себе снова и снова.
Сестра Лорета
Я изрядно удивилась, узнав, сколько дней провела прикованной к постели.
В наказание за то, что все это время я обходилась без молитвы, я слизала языком пыль со своего распятия. Лежа в грязи на полу, я вылизывала крест. Пыль и грязь стали единственной пищей для моего тела, которую я позволяла себе в течение многих дней, если не считать апельсиновых косточек, которые я сосала в память о ранах Христовых, как поступала Вероника Джулиани.
Мои крошечные и прозрачные ангелочки продолжали являться ко мне при свете дня, совершенно отчетливо проступая на фоне побеленных стен; или они появлялись, когда я смотрела на солнце. Я радостно приветствовала их, поскольку эти прелестные создания были свидетельством того, что меня отметил своей милостью наш Отец Небесный.
Но увидеться с сестрой Софией мне не позволяли. Я была уверена, что милое дитя по своей воле никогда бы не пожелало разлучаться со мной. Должно быть, ее держали в той части монастыря, куда мне доступ был воспрещен: мне не дозволялось прогуливаться подле фонтана Зокодобер, поблизости от которого в большой и просторной келье она жила со своей сестрой-безбожницей Рафаэлой. Я изводила себя мыслями о том, что ненавистная
А эти презренные насмешницы, монастырские сестры, выискивали любую возможность, чтобы заставить лихорадку вновь вернуться ко мне. Они оставляли записки непристойного содержания в моем сборнике гимнов и шептали имя сестры Софии под моим окном. Я записывали имена своих мучительниц на клочках бумаги, а потом сжигала их. Хлопья пепла корчились в пламени, подобно еретикам, и разлетались по комнате.
Мне приходилось каждый день сжигать имя сестры Андреолы, поскольку она придумала новое дьявольское развлечение в монастыре. Она стала делать вид, будто к ней является сам Господь Бог, и начала записывать свои видения. Эти видения передавались из рук в руки, вызывая всеобщее восхищение и обожание. И только я одна помнила слова Терезы Авильской: «Слабый пол по природе своей более подвержен нечестивым видениям, насылаемым на него дьяволом. Слабый пол также склонен делать вид, будто обладает божественными добродетелями, стремясь на самом деле лишь к личному возвышению».
Все эти пророчества прекрасным и страшным образом воплотились в сестре Андреоле.
Что бы она ни делала, каждый ее поступок моментально становился объектом подражания. Очень скоро уже десятки невежественных монахинь торопливо записывали на клочках бумаги свои видения. Монастырь Святой Каталины превратился в клуб любителей беллетристики, причем каждый из них наперебой уверял других в истинности посетивших его нелепых видений. Ко мне явилась
— Птица сказала ей, что она должна избегать сестру Лорету, иначе та принесет ей боль и страдания.
Я запротестовала:
— Дьяволу часто удается завладеть невинным карандашом. Вот к чему приводит испорченное влияние сестры Андреолы на бедную сестру Софию!
— Заявляю, что дальше слушать ваши бредни положительно невозможно! — вскричала
Она взяла меня за руку и повлекла за собой в
— Подождите здесь, — яростно бросила мне она. — Я пошлю за доктором.
Мингуилло Фазан