— Мастер, я не могу позволить тебе так поступить! - всхлипнула Соу, — Я никогда себя потом не прощу!

— Ты не дослушала. Нанести ядовитый узор и выжить — возможно, иначе я не стал бы и пробовать.

— Но воспоминания…

— Ты судишь по себе, Соу. Я очень ценю то, что ты заботишься обо мне, но только не пытайся манипулировать мной. Тебе кажется, что я слишком много потеряю, но это ошибка.

— В книге ясно сказано — первая колыбельная; прикосновение матери и забота отца; первый урок и первая любовь. Это что, немного?

— Соусейсеки, что ты скажешь, если я признаюсь, что сам составил этот список? Самое бесполезное из хранящегося в моей голове — в нем.

— Не верю. Невозможно!

— Я теряю песню, которой не помню; прикосновения, которых не ценю; заботу, за отсутствие которой я ценю отца; урок, на котором ничему не научили и любовь, которая не была взаимна.

— Но мастер…

— А взамен получаю возможность сбежать из мира, в котором у меня нет будущего, силу, чтобы защитить себя и тех, кто мне дорог, и право путешествовать с тобой и выполнить свое обещание. Нечестный обмен, верно? Но выгодный!

— Я..я ошибалась. Мастер, ты хитер, как лиса…

— Ага, а еще мудр, как змея, и предан, как пёс. Не преувеличивай.

— Но, желая сделать как лучше, я почти совершила непростительную ошибку…

— Я ведь о… обещал прикрыть тебя, в… верно? Считай, что уж-же нач-чал…

— Мне так стыдно, но…что с тобой, мастер?

Мир поплыл в сторону и погас. Болезнь взяла свое.

На этот раз я проснулся правильно. Утреннее солнце щекотало глаза, тепло притаилось под одеялом, расслабляя мускулы. Хворь отступила — и я, кажется, знал, почему. На лбу было что-то теплое и мокрое — примочка? А рядом уснула моя сиделка — без чемодана, у меня на плече, настолько тихо, что я даже не заметил. Но ведь куклы не спят без чемодана? Видимо, Соусейсеки тоже изменилась больше, чем казалось ей самой.

Медленно, стараясь не разбудить ее, я снял примочку и вытер капли с лица. Вспомнилось, как в детстве по утрам я не любил вставать, потому что рядом спала кошка и не хотелось ее будить. Мысли лениво таяли в белом просторе потолка, и я наслаждался покоем, запрещая себе думать о будущем.

Соусейсеки проснулась, и я прикрыл глаза, чтобы не смущать ее — вряд ли она собиралась отдыхать таким несвойственным куклам образом. Из-под ресниц видно было, как она лениво потянулась, а потом вскочила, словно ужаленная, осознав, где спала. Пора было «проснуться» и мне.

— Доброе утро, Соу!