— Вы имеете в виду «Броненосец „Потемкин“»?

Многие дамы видели этот фильм, но Mormor, которая даже не слышала о нем, произносит:

— Броненосец? Да, это был корабль. Все произошло жарким летом 1905 года.

Она продолжает рассказывать, но Свонни касается ее рукой и шепотом спрашивает:

— Можно тебя на минутку?

— Именно сейчас?

Свонни говорит, что не может больше ждать. Ей плохо, она задыхается. Она слышала все это — о броненосце «Потемкине», но никого не видит в комнате, никого, кроме матери. На что она надеется? На объяснение? Подтверждение того, что письмо — чепуха, не стоящая внимания? Неизвестно. Она только понимает, что должна выйти с матерью и расспросить ее обо всем.

Почему? Почему нельзя дождаться конца приема? Так думает Mormor и поэтому отвечает раздраженно — дело может подождать, она беседует, рассказывает миссис Йоргенсен про обстрел Одессы. И вгоняет Свонни в краску вопросом:

— У меня нижняя юбка не торчит? Нет? Тогда в чем дело?

Увести Mormor не получается. Свонни уходит на кухню — узнать, смогут ли подавать на стол через десять минут. Все готово, и ей нечего здесь делать. Тут с ней происходит нечто невероятное — с губ срывается ругательство, она наливает шнапс в бокал для шерри, делает большой глоток и швыряет бокал на пол.

Нужно возвращаться в гостиную. Матери не видно, ее вообще нет в комнате. Вероятно, она вышла в холл. Конечно же, смягчилась и отправилась на поиски дочери. Свонни идет к дверям, но тут появляется официантка и сообщает, что стол накрыт. Свонни вынуждена проводить гостей в столовую. Mormor уже там с миссис Йоргенсен, показывает раритетный королевский фарфор из Копенгагена и рассказывает о коллекции какой-то женщины, вышедшей замуж за Эрика Хольста, морского офицера, бывшего кадета с погибшего учебного корабля «Георг Стаге».

Если бы мать оказалась одна, Свонни расспросила бы ее. Сумела бы расспросить. Но когда обед закончился, она впала в ступор и не могла выговорить ни слова. Глоток шнапса и выпивка за обедом оглушили ее, и оставалось единственное желание — поскорее лечь, уснуть, обо всем забыть или надеяться, что, когда она проснется, все пройдет.

Наступил вечер. Торбен где-то проводил время, что редкость для него. Mormor, устроившись на диване, читала «Лавку древностей», но вскоре отправилась к себе, объявив, что день был утомительным. Без сомнения, она хотела посидеть часок в одиночестве и сделать запись в дневнике. У Свонни ужасно разболелась голова. Она даже не взглянула на письмо, которое так и лежало в сумочке. Сумочку она весь день держала при себе. Смотрела на нее и думала о том, что лежит внутри. Словно кто-то сунул туда блевотину или дохлую крысу и рано или поздно ей придется все вычистить.

Задолго до возвращения Торбена она приняла две таблетки аспирина и легла. Они спали в одной спальне, но никогда — в одной постели.

Утром Свонни проснулась часов в пять или даже раньше. И чуть не отправилась наверх к матери, чтобы разбудить ее и сказать: «Прочитай и скажи мне — это правда? Правда? Скажи, что это неправда. Я должна знать».

Но она не сделала этого. По крайней мере, тогда.